Межмировые реакции - Мистер Ву

Экраны

На парящих экранах возник новый образ. Угловатые куски древесины падают на землю, собираясь в аккуратные стопки. Камера приближается, показывая, как он мастерит верстак — грубый, но функциональный, символ первых шагов в этом квадратном мире. Солнце на горизонте медленно клонится к закату, окрашивая пиксельное небо в тёплые оттенки оранжевого и розового. Тени удлиняются, а воздух, кажется, становится тяжелее, предвещая наступление ночи.

Голос диктора, спокойный, с лёгкой ноткой предостережения, разливается по мирам.

— Первая ночь в Майнкрафте часто становится моментом истины. Именно тогда становится ясно, что Стив, вопреки кажущейся пустоте, не одинок. Но это открытие редко приносит утешение.

Кадры сменяются: Стив, торопливо роющий яму в земле, прячется в ней, пока солнце окончательно исчезает за горизонтом. Ночь опускается на мир. Экраны передают не только тьму, но и звуки — зловещее шипение, далёкое мычание, хруст шагов по траве. Видимость ограничивается несколькими блоками вокруг Стива, и даже его лицо, лишённое эмоций, кажется напряжённым в этой кромешной темноте. Камера задерживается на его фигуре, скорчившейся в тесной яме, окружённой земляными стенами.

— Ночь в Майнкрафте опасна, — продолжает диктор, и его голос звучит как угроза. — Счастлив тот, у кого есть печь и факел, чтобы отогнать мрак. Но чаще всего Стив проводит первую ночь в полной темноте, прислушиваясь к звукам монстров, крадущихся где-то рядом.

На экране мелькают новые звуки: журчание воды, когда Стив начинается копаться вниз, невнятное бормотание, скрип под невидимыми шагами. Стив продолжает копать.

— С этого момента Стив знает: ночью нельзя быть беззаботным

Миры

В мирах, опустошённых зомби-апокалипсисами, существа замерли перед экранами, их лица омрачились. Хоть они и не были частью Майнкрафта, в показанных кадрах угадывалось нечто до боли знакомое — гадкое, противоестественное, рождённое не природой, а ошибками разума. Вирусы, что пожирали целые цивилизации, ходячие мертвецы, бродящие среди руин, — всё это эхом отзывалось в ночных звуках Майнкрафта. Шипение, мычание, шаги во тьме напоминали их собственные кошмары. Жители этих миров, привыкшие жить бок о бок с ожившими трупами, ощутили невольное сочувствие к Стиву. Он, запертый в тесной яме под землёй, казался обречённым. Без оружия, без надежды, без спасения. Ужас, который они знали, был не в мгновенной смерти, а в её медленном, мучительном приближении. Стив, по их мнению, столкнулся с тем же — с ночью, где выживание становилось пыткой.

В мирах, где смертные сосуществовали с богами, реакции были иными, но не менее глубокими. Обитатели этих реальностей, привыкшие к божественному присутствию, задавались вопросами, которые не находили прямых ответов. Почему боги не вмешиваются? Если Стив, как утверждал диктор, сам бог, то почему он так беспомощен, так уязвим перед тьмой? Разве божественность не должна быть синонимом непобедимости? Боги, к которым они мысленно взывали, отвечали уклончиво — знаками, намёками, видениями, — но ни один ответ не был ясным. Это отсутствие определённости порождало тяжёлые размышления: если даже боги не знают, что такое Стив, то что вообще определяет божественность?

Космические цивилизации, чьи корабли бороздили пустоту галактик, восприняли образ Стива через призму собственного опыта. Они видели в нём себя — одиноких странников в бесконечной вселенной, окружённых не звёздами, а угрозами. Монстры, крадущиеся в ночи Майнкрафта, напоминали им о враждебных формах жизни, о чуждом разуме, что таился в глубинах космоса. Стив, стоящий один против тьмы, был их антологией: изолированный, лишённый союзников, но упорно продолжающий двигаться вперёд. Эта параллель заставляла их учёных переосмысливать собственное место во вселенной. Если Стив выживает в таком мире, то, возможно, и они не так одиноки, как им казалось…

Мудрецы, учёные и философы всех миров, наблюдавшие за экранами, погрузились в анализ. Они выдвигали теории, пытаясь понять природу Стива и его мира. Его одиночество казалось иллюзорным: ночь полна существ, но разумны ли они? Если нет, то их присутствие лишь усиливает пустоту. Монстры, шипящие во тьме, не были собеседниками, не были равными — они были угрозой, лишённой сознания. Это делало Стива единственным разумным существом в этом мире, что подогревало интерес. Что за сила движет им? Инстинкт? Воля? Или нечто иное, скрытое за его пустым взглядом? Каждая теория рождала новые вопросы, но ответов не было. Стив оставался загадкой, близкой и непостижимой.

Демоны, чьи умы питались хаосом и страхом, испытывали раздражение. Они ожидали увидеть в Стиве ужас, панику, слабость — всё то, что питало их сущность. Но Стив, сжимающий кирку в тесной яме, не выглядел напуганным. Его неподвижность, его молчаливое упорство вызывали у них недоумение. Он казался не человеком, а статуей — монументом, высеченным из мрамора, подобно древним героям, что бросали вызов богам. Демоны не могли понять: одинок ли он? Может ли существо, столь непроницаемое, испытывать одиночество? В их разуме Стив превратился в нечто сверхчеловеческое — гиганта, чья суть была ближе к машине, чем к смертному. Это восхищало и злило их. Если он не боится, то что он вообще такое?

Вселенная: Повесть о конце света. Время и место действия: колизей

Вселенная, где боги восседают на своих местах, должна была взорваться от негодования. Сравнение божества с каким-то… бездомным мужиком в синей майке? Это был вызов, оскорбление, ядерная бомба, способная разнести весь пантеон. Крики протеста должны были эхом отражаться в соседних реальностях. Но сейчас арена богов погрузилась в непривычную тишину. Люди же, не смели говорить. Все взгляды были прикованы к экранам, где Стив, этот пиксельный странник, рубил дерево, рыл яму, пережидал ночь. И, будь они все прокляты, что-то с этим Стивом было не так. Он не вписывался в их понимание мира — ни бога, ни смертного, ни героя. Он был… чем-то иным.

На ложе греческого пантеона царил хаос, но не тот, что ожидался. Зевс, повелитель богов, раскинулся на каменном полу в позе морской звезды, его глаза сияли, как две сверхновые. Он только что вернулся от Вельзевула, чьё стратегическое отступление совпало с началом новой трансляции. Гермес, его верный помощник, предложил принести лучшую пушнину для комфорта, но Зевс лишь отмахнулся. Он был в экстазе. Экраны, эти проклятые окна в иные миры, кормили его чем-то новым, свежим, почти наркотическим. Новый человек с деревянной палкой, вызывал у него восторг, граничащий с безумием. Это были острые ощущения, которых Зевс не видел миллионы лет. Будет не привлечением сказать, что он дурел от прикормки с экранов. Он хотел драки со Стивом. Прямо сейчас, от чем