Петр I - Сергей Эдуардович Цветков

знаку царя думный дьяк зачитал смертный приговор. Осужденных потащили на виселицы; кроме того, их вешали на бревнах, просунутых сквозь зубцы стен Белгорода. В этот день казнили 201 человека, причем оказалось, что осужденных было на пять человек меньше, чем значилось в приговоре: этим пятерым царь собственноручно отрубил головы в Преображенском. Сто стрельцов, возрастом от 13 до 20 лет, были помилованы: их били кнутом, заклеймили в правую щеку и сослали в дальние города.

11 октября открылись новые казни: повесили 144 человека; на другой день — 205, на третий — 141. 17 октября 109 осужденным рубили головы. Петр по очереди посылал своих приближенных орудовать топором. Опытный князь-кесарь отрубил четыре головы, князь Борис Алексеевич Голицын по неумению едва справился с одним стрельцом, Меншиков не выпускал топора из рук и вечером хвастался, что отрубил головы 20 стрельцам, а одного, распластанного на колесе с переломанными руками и ногами, застрелил из пистолета. После каждой отрубленной головы боярам подносили от царя стакан водки. Петр с лошади наблюдал за работой своей компании и сердился, когда замечал, что у некоторых бояр трясутся руки. Один Лефорт благополучно уклонился от упражнений в палачестве, сказав, что в его землях это не принято.

18 октября казнили 63 человека, 19-го — еще 106. Стрельцы не сопротивлялись. Только некоторые кричали оторопевшему от ужаса народу, показывая на царя:

— Он не одних нас — весь народ переведет!

Все эти дни Петр находился на грани нервного срыва. Во время попоек у него внезапно холодел живот, начинались судороги в желудке, по телу пробегала дрожь, тик в щеке делал его лицо безобразным и страшным. По ночам он дергался в таких конвульсиях, что Меншиков должен был ложиться рядом с ним и держать его за плечи — только так он мог забыться коротким сном. Он набрасывался на самых близких и доверенных лиц. Заметив на одной из пирушек, что Меншиков танцует при сабле, подбежал к нему и кулаком в кровь разбил нос; в другой раз, припомнив Лефорту его отговорки, повалил любезного друга на землю и топтал ногами.

Во второй половине октября казни прекратились. Софью постригли под именем Сусанны и оставили в Новодевичьем монастыре под строжайшим караулом. Под окнами ее кельи 195 повешенных стрельцов держали всунутые им в руки списки с их челобитной.

Москвичи ходили пришибленные, шептались: не одни стрельцы пропадают, плачут и царские семена. Царевна Татьяна Михайловна жаловалась на боярина Стрешнева, что он царевен поморил с голоду. А младой царевич ей сказал: «Дай-де мне сроку, я-де их приберу». Государь немцев любит, а царевич не любит. Приходил к нему, царевичу, немчин и говорил неведомо какие слова, и царевич на том немчине платье сжег и того немчина опалил. Немчин государю на царевича жаловался, а государь ему сказал: «Для чего-де ты к нему ходишь? Покамест я жив, потамест и вы».

За всеми этими событиями мало кто заметил, что по распоряжению Петра была сослана в Суздальский Покровский монастырь царица Евдокия; царевича Алексея отняли от матери и отвезли к тетке, родной сестре царя, царевне Наталье Алексеевне. Посмотрев на европейских дам, Петр застыдился своей супруги. Ведь ни слова сказать, ни шагу ступить в компании не умеет. С такой женой опозоришься перед Европой. Нет, ему нужна такая супруга, чтобы умела и беседу поддержать, и на балу станцевать. Словом, лучше его Анхен царицы и не сыскать.

***

До конца года Петр еще успел слетать в Воронеж, где пробыл до декабря. К Рождеству он вновь был в столице и на Святках раскатывал по городу в компании славильщиков, стоя на запятках саней князя-папы, запряженных свиньями. Затем весь январь провел в Преображенских застенках, пытая оставшихся стрельцов, а в феврале вновь казнил их сотнями и упражнялся в палаческом ремесле. Наконец в конце зимы велел вывезти заледеневшие трупы из Москвы.

В феврале же был отстроен великолепный дворец Лефорта. Готовилось большое торжество для открытия и освящения этого «храма». В воскресенье 19 февраля ко дворцу потянулся санный поезд всепьянейших соборян, кативших на собаках, свиньях, козах, медведях. Первым порог дворца переступил всешутейший Зотов: облаченный в рясу, украшенную изображениями Бахуса, Венеры и Купидона, с жестяной митрой на голове, он окрестил помещения сложенными крест-накрест длинными трубками. Веселые соборяне несли за ним чаши с хмельными напитками и сосуды с курящимися табачными листьями. Радушный хозяин угощал на славу; вскоре в палатах стало слишком жарко, гости повалили на улицу, и пир закончился ясной ночью, под открытым небом, усеянным звездами.

Петр прямо с пира снова покатил в Воронеж и через три дня был на верфи, но пришлось тут же ехать назад — его догнало известие о кончине Лефорта. Пиршество на морозном воздухе убило бесшабашного женевца — он подхватил горячку и наутро в беспамятстве слег в постель. Кровопускание не помогло. Когда стало ясно, что надежды нет, позвали пастора, но Лефорт в бреду отгонял его прочь, требуя вина и музыкантов. Врачи разрешили пригласить трубачей и флейтистов. Услышав звуки музыки, больной успокоился, пришел в себя и спустя некоторое время умер умиротворенный, примирившийся с Богом и людьми.

Петр был убит печальной вестью. Погребение он обставил такими почестями, каких прежде не удостаивался ни один вельможа. Траурную процессию открывала первая рота Преображенского полка, во главе которой шествовал царь. За преображенцами следовали Семеновский и Лефортов полки, далее рыцарь в черных одеждах с обнаженным мечем, острием вниз; за ним полковники несли гроб с телом Лефорта. Другие офицеры шли за гробом, неся на бархатных подушках золотые шпоры, пистолеты, шпагу, трость и шлем покойного. В реформатской церкви пастор Стумпфиус произнес пышную надгробную речь на слова Евангелия: «Несть человека, владущего духом, еже возбранити духу, и нет владущего в день смерти». Перед тем как гроб опустили в могилу, Петр, громко рыдая, долго лобызал холодный накрашенный лик любезного друга.

Едва царь оплакал кончину Лефорта, как осенью, в холодный ноябрьский день, умер Гордон. За два года до смерти, на 64-м году жизни, он закончил свой дневник словами: «На этих днях я заметил в первый раз уменьшение здоровья и сил». Петр успел проститься с ним и сам закрыл умершему глаза. Похороны Гордона по торжественности не уступали Лефортовым.

***

После свидания с Августом в Раве Русской взоры Петра уже устремились на Балтику, но руки все еще были связаны войной с Турцией. Несмотря на то что собственно военные действия прекратились и в городе Карловицах начал работу мирный конгресс с участием всех воюющих