Петр I - Сергей Эдуардович Цветков

Испанская ветвь Габсбургов вырождалась из-за постоянных кровнородственных браков. Все наследственные признаки ее вырождения нашли в Карлосе II свое крайнее выражение. Обвинение, предъявленное Габсбургам природой, читалось во всей его внешности. Рахитичная фигура, выпяченная далеко вперед нижняя челюсть, мертвенный взгляд — все эти черты, характерные для королей этой династии, достигли у Карлоса II пределов безобразия. Даже на портретах придворных художников тридцативосьмилетний король выглядел шестидесятилетним стариком. К тому же он был слабоумен от рождения. Над любым частным лицом, обнаружившим хотя бы половину тех качеств, которыми обладал Карлос II, суд давно бы назначил опеку. Но он по праву престолонаследия получил возможность вершить судьбы половины мира — королевства Неаполитанского, герцогства Миланского, Сардинии, Сицилии, Фландрии, огромного берега Африки, царства в Азии со всем побережьем Индийского океана, Мексики, Перу, Бразилии, Парагвая, Юкатана, бесчисленных островов во всех океанах. Между тем Карлос II не знал своих собственных владений: когда французы захватили Монс (испанские Нидерланды), он думал, что Людовик XIV отнял этот город у английского короля. Всю жизнь Карлос II считал себя одержимым и несколько раз заставлял священников изгонять из себя бесов.

В 1679 году он женился на французской принцессе Марии-Луизе. Это была крупная победа Людовика XIV над Австрией, до того неизменно поставлявшей невест для испанских королей. Однако с первых лет этого брака стало ясно, что трон останется без наследника. Граф де Рабенак, французский посланник в Мадриде, в письмах Людовику XIV рисовал спальню Марии-Луизы как место, посещаемое призраком, и заверял своего государя, что у испанского короля никогда не будет детей. Упустить такой случай не хотел никто, и вскоре целый рой иностранных претендентов начал вербовать сторонников при мадридском дворе.

Несчастная Мария-Луиза была отравлена австрийской партией в 1689 году. С ее смертью угасла та искра разума, которую еще сохранял Карлос II. Все прежние развлечения — охота, бой быков, аутодафе — стали ему неприятны. Король запирался ото всех в своем кабинете или бродил с утра до ночи по песчаной пустыне вокруг Эскориала. Остальное время он посвящал ребяческим играм или ребяческим подвигам веры. Он любовался редкими животными в зверинце, а еще больше — карликами во дворце. Если ни те ни другие не разгоняли черные мысли, клубившиеся у него в голове, он читал «Ave» или «Credo»[35], ходил с монашескими процессиями, иногда морил себя голодом, иногда бичевал. Его физический упадок в последние годы жизни принял характер разложения. Однако жизнь теплилась в нем еще десять лет. Его даже вновь женили, но этот брак без всякой надежды на потомство был простой политической махинацией, австрийской интригой, проникшей в постель к умирающему. Его вторая жена, Мария-Анна Нейбургская, преданная Австрии, деятельно поддерживала права австрийского эрцгерцога Карла на испанское наследство, между тем как Людовик XIV, опираясь на мощный внутренний заговор, направлял к Пиренеям свои армии, требуя испанский престол для своего внука. Договоры о разделе королевства составлялись и обсуждались на глазах у Карлоса, враждующие партии пользовались им как неким легитимным трупом, влагая перо в его пальцы, двигая его руки и качая голову.

Испанских Габсбургов отличало болезненное любопытство к смерти. Иоанна Безумная, мать основателя Испанской империи Карлоса V, таскала за собой на носилках по всей Испании забальзамированный труп своего мужа; она бдила над ним в течение сорока лет, кладя вместе с собой на ложе. Карлос V устраивал репетиции собственных похорон. Филипп II за несколько часов до смерти приказал принести череп и возложил на него свою корону. Отец Карлоса II спал в гробу.

Карлос II, в свою очередь, подчинился этому зову небытия. Он завершил свое царствование необычным поступком: спустившись в королевскую усыпальницу Эскориала, приказал вскрыть саркофаги своих предков, осмотрел их и долго рыдал над трупом первой жены, Марии-Луизы.

В конце 1700 года он умер, завещав королевство герцогу Анжуйскому, внуку Людовика XIV. Новый король, под именем Филиппа V, торжественно въехал в Мадрид, отпраздновав свое воцарение сожжением 138 еретиков. Людовик XIV ликовал: «Пиренеев больше не существует!» Остальная Европа спешно сбивалась в союз, направленный против несносного счастливца.

Итак, надеяться на чью-либо помощь Швеции не приходилось. Точно учтя это обстоятельство, Паткуль торопил Августа с началом войны. Кроме того, он указывал королю на то, что ему необходимо первым овладеть Лифляндией, чтобы не пустить в нее союзника, московского царя.

В середине февраля 1700 года саксонские войска под командованием генерала Флемминга без объявления войны вторглись в Лифляндию. Почти одновременно датчане под предводительством Фредерика IV наводнили Голштинию. Узнав об этом, Петр сжал кулаки. Эх, жаль, пособить нечем! Возницын и Украинцев все еще балансировали в Карловицах на грани войны и мира.

План Паткуля по овладению Ригой включал в себя два важнейших пункта: восстание рижан и внезапность нападения саксонцев. События первых же дней войны опрокинули эти расчеты. Рижане остались верны шведской короне, а генерал Флемминг совершил внезапный бросок, но не под стены Риги, а в Польшу, на собственную свадьбу со знатной панной. В ожидании его возвращения саксонцы беспомощно топтались на границе Лифляндии. А в Варшаве сенаторы негодовали, зачем король, не спросясь их, пошел на Ригу. Что ж это получается? За обедом они спокойно сидели с послом шведским, весело беседовали о курвах, а после обеда — война!

Паткуль сердился на Августа по другой причине. Вместо того чтобы поспешить к армии, король развлекался в Дрездене охотой и балами. В середине марта он, наконец, прибыл в Варшаву, но лишь для того, чтобы возобновить оставленные в Дрездене забавы. Русский резидент в Польше доносил Петру, что король предпочитает театру военных действий придворную сцену и забавляется по вечерам на операх и комедиях. Только в конце июня Август появился под стенами Риги. К этому времени Дальберг успел принять все необходимые меры к обороне города. Не надеясь больше на собственные силы, Август запросил помощи у царя. В Москву поехал старый барон Аанген с письмом от короля. Наслышанный о страшных боях царя с Ивашкой Хмельницким, барон настоял на том, чтобы Август сделал приписку: «Любезный брат! Прошу вас вручителя сего пощадить от крепких напитков, потому что они вредят его здоровью смертельно».

А Петр метался между Воронежем и Москвой, готовя флот к войне с Турцией и набирая армию против шведов. С помещичьих и монастырских дворов брали рекрутов; помимо этого, на Москве кликнули клич записываться на царскую службу, суля добровольцам 11 рублей, а также корма и винные порции в походе. Желающих нашлось множество; впрочем, все они были гуляки великие, а за мушкет и взяться