Петр I - Сергей Эдуардович Цветков

О море теперь некогда было и помечтать. Сведенный воронежский лес остался гнить на донских верфях, а сам славный шкипер Питер со всеми его навигацкими и корабельными познаниями неутомимо готовился к долгой сухопутной войне.

Той же осенью умер патриарх Адриан. Потрясенный казнью стрельцов, изведав крутой нрав царя, престарелый владыка последние два года ни в чем не перечил Петру, перестал анафематствовать бритые подбородки и чужеземные кафтаны. Его духовный авторитет сильно упал. В народе роптали, что патриарх живет из куска, спать бы ему да есть, держится за свой клобук белый, затем и не обличает. Измученный, больной старик мало обращал внимания на толки, целиком уйдя в молитвы и размышления о горнем. Недели за три до смерти ходил он на Перерву в монастырь Святого Николая Чудотворца для освящения новой церкви — за острой стужей его едва довезли до места, уже хворого. На обратном пути в Донской монастырь он так изнемог, что все думали — умрет дорогой. С трудом привезли хворого старика в село Голенищево за Воробьевыми горами, где был загородный патриарший двор. Старцы никого к нему не допускали. Здесь его и разбил паралич. Трое суток пролежал он без памяти и без языка, мало взглядывая левым глазом и едва шевеля левой рукой. 16 октября его не стало.

Петр в это время был под Нарвой. Боярин Тихон Никитич Стрешнев запросил царя: «Кому соборную церковь ведать изволишь? А на Москве архиереи Смоленский, Крутицкий, Вятский». Петр, однако, приказал боярину повременить с выборами нового патриарха. Хватит с него этих монашеских царей с их вечным осуждением всех его начинаний. Кстати, в Патриаршем приказе казна большая, сгодилась бы на военные нужды.

Петр долго выбирал, кому поручить надзор за церковью, приглядывался к архиереям: этот дурак, другой хоть и учен, но чересчур самостоятелен, третий привержен старине… Наконец, вспомнив одну историю полугодовой давности, остановил свой выбор на митрополите Рязанском и Муромском Стефане Яворском. Тогда, в марте, Стефан, бывший еще игуменом Донского монастыря, получил от патриарха повеление готовиться назавтра к наречению в архиепископский сан. Поутру собрались архиереи в Крестовой палате патриаршего дома, а Стефан не пришел. Послали за ним в Донской монастырь, но Стефан решительно отказался ехать, сославшись на непосильность возлагаемого на него бремени. Еще два раза ездили за ним патриаршие гонцы и возвращались ни с чем. А меж тем продолжался уже часа три благовест к наречению… Адриан рассердился, велел не выпускать Стефана из монастыря и написал обо всем царю. Петр ответил патриарху, чтобы Стефану непременно быть Рязанским митрополитом, и… спустя две недели Стефан смиренно принял посвящение. Петр раскусил подспудную покладистость Стефанова характера, кроющуюся за внешней строптивостью. Вот такой человек ему и нужен. В середине декабря последовал царский указ: Патриаршему приказу не быть, а духовными делами ведать местоблюстителю патриаршего престола митрополиту Рязанскому и Муромскому Стефану.

Чуть позже царь принялся за всю монашескую братию. В Монастырский приказ посадил боярина Мусина-Пушкина, велев перевести монахов в монастырях на денежное и кормовое довольствие, а что остается из монастырских доходов сверх того — расходовать на богоугодные дела. Ведь старцу что надобно? Хлеб да вода. Вместо того чтобы даром брюхо набивать, пусть лучше содержат гарнизонных солдат, понеже солдату против старца всегда надобно излишнее: у иного жена и дети, и сами служат и работают, не имея себе покоя.

***

Приготовления к вторжению шведов оказались напрасными. Карл всю зиму простоял в Лифляндии, не трогаясь с места. Петр спрашивал себя, не мирных ли послов дожидается шведский король, и с трудом боролся против сильного искушения начать переговоры. Нет, теперь хотя бы: и вечный мир заключим, а вечный позор чем загладим? Непременно нужна хоть малая виктория.

Выполняя царский приказ, Шереметев двинул войско в Ливонию. По замерзшим рекам и болотам он подошел к Мариенбургу, но был отбит отрядом Шлиппенбаха, которого Карл оставил оборонять восточную Лифляндию. Преследуя Шереметева, Шлиппенбах вторгся в российские пределы и дошел до Псково-Печерского монастыря, однако тут потерпел поражение и был вынужден отойти. Военные действия выродились в ряд мелких стычек и обоюдный грабеж мирного населения.

Тем временем Петр в конце января 1701 года выехал на свидание с Августом в Биржах под Дюнабургом, для того чтобы склонить союзника к продолжению войны и уговорить поляков поддержать своего короля. Он так спешил, что Август, уведомленный о его приезде, тем не менее не успел выехать ему навстречу и встретил царя у стен замка. Они обнялись и отправились вместе осматривать арсенал и укрепления. Во время прогулки стреляли из пушек в мишень: король поразил цель дважды, бомбардир Петр Михайлов — ни разу (вот тебе и артиллерийский диплом!). Затем царь командовал сопровождавшим его взводом преображенцев и с удовлетворением показывал, что ружья и штыки у его гвардейцев длиннее саксонских. Все обратили внимание, что царь на прогулке и за обедом держался слева от Августа, как бы признавая его старшинство. Обед продолжался до глубокой ночи, при пушечной пальбе и трубных звуках. Оба государя так подгуляли, что Август проспал обедню следующего дня. Петр стоял в костеле один, с опухшим лицом, и подробно расспрашивал поляков о католическом богослужении и обрядах. Один польский сенатор намекнул, что его царское величество могло бы многое сделать для соединения греческой и римской церквей. Петр не поддержал разговор: «Государю принадлежит только тело народа, над душою властвует Христос».

Он примчался в Биржи не для соединения церквей, а для соединения Польши со своим королем. Однако похоже было, что первое выполнить легче, чем второе. Литовский подканцлер Щука, выслушав все посулы царя, загадочно заявил: чтобы втянуть Речь Посполитую в войну со шведским королем, нужны выгоды посущественнее тех, которых можно ожидать от этой войны. Петр попросил пояснить. Щука улыбнулся. Охотно. Вот если бы царское величество уступил хотя бы Киев с воеводством, то Речь Посполитая имела бы чем прельститься. Царь нахмурился. Вон куда метят! Довольно будет Речи Посполитой взять назад Лифляндию. Щука пожал плечами: если для Москвы трудно отдать Киев, то тем труднее для Речи Посполитой вести войну с непобедимым шведским королем. Не сделался подканцлер сговорчивее и за совместными обедами у короля, где все пирующие пили немало и следили, чтобы один от другого не отставал. Петр в подпитии хвастал, что у него скоро будет 80 кораблей и гавань на Балтийском море. Щука, щуря глаз, слушал, молчал и вместо вина вдоволь тянул московское пиво.

Зато с Августом царь договорился продолжать войну со