Насилие. Микросоциологическая теория - Рэндалл Коллинз

Thoennes 2000; Kimmel 2002: 1350–1353]. Та же двусмысленность наблюдается и при ограблениях: как будет показано ниже, сопротивление вместо игры в жертву увеличивает шансы не только на то, что ограбление обернется неудачей, но и на то, что жертва пострадает.

Вовлечение жертвы в действия агрессора представляет собой центральный микропроцесс, который придает ситуационный импульс эпизодам, связанным с проявлением агрессии. Ключевой момент времени, когда это происходит, должен представлять собой некий элемент цепочки эскалации – возможно, он возникает там, где начинаются повторения. Нам по-прежнему не хватает информации о том, каким образом запускаются такие последовательности, – данная проблема возникает из‑за выборки по зависимой переменной в подробном анализе конкретных примеров, на основании которого только и можно выявить динамические модели. Исследование, направленное на прояснение этого вопроса, имело бы огромную практическую ценность.

Согласование приемов взаимодействия для насилия и виктимности

Представляется, что в представленной аргументации присутствует значительный индетерминизм. Фоновые условия – стресс, жизненные перемены, изоляция – не обязательно приводят к серьезному насилию или в принципе к какому-либо насилию. Точно так же дело обстоит с описанными выше ситуационными последовательностями. Их отдельные формы хорошо задокументированы в работах, посвященных конкретным случаям, однако они основаны на выборке по зависимой переменной – иными словами, в поле этих исследований попадают ситуации, где результат в виде насилия уже состоялся. Выше также были описаны сценарии, при которых люди с ограниченными силами, например плачущие дети, попадают в поляризующий конфликт, в котором другой человек дегуманизируется, а кульминацией временны́х моделей становится крайнее насилие. Однако плачущие дети, лица с ограниченными возможностями и пожилые люди в большинстве своем не подвергаются чрезмерно жестокому обращению, потому что дело не заходит настолько далеко. Телесные наказания детей очень распространены, но в большинстве случаев они не доходят до крайностей – точно так же как и большинство обычных ссор между супругами. От этой методологической проблемы не получится избавиться, попросту избегая выборки по зависимой переменной за счет возвращения к количественным сравнительным исследованиям. Такие исследования слишком сильно ограничены не только узким диапазоном стандартных переменных, но и невозможностью уловить динамику процесса. Разница между легкими случаями конфликта и теми, которые перерастают в насилие и серьезные издевательства, зависит от поворотных точек процесса. Это разнообразие может пойти на пользу нашему анализу, если мы проведем ситуационное сравнение таких явлений, как ненасильственный домашний конфликт, поединки с ограничениями и сопоставимыми силами противников, плюс две разновидности жестокого насилия — «горячая» наступательная паника и «холодные» режимы запугивающих пыток.

В чем заключаются различия микромеханизмов этих видов насилия? Они представляют собой варианты паттерна взаимной концентрации/эмоционального вовлечения, которые охватывают все взаимодействие. Давайте вновь обратимся к наиболее дискуссионному моменту. Как уже утверждалось, люди не слишком успешно применяют насилие, и при этом любое насилие должно найти траекторию обхода серьезного барьера в виде конфронтационной напряженности/страха. Именно в этом заключается основное опасение людей, а не в страхе пострадать физически, страхе внешних санкций со стороны общества или страхе быть наказанным.

Данное предположение может показаться неправдоподобным по своей сути. Что может быть проще, чем ситуация, когда люди крупной комплекции избивают тех, кто не отличается внушительным телосложением, сильные бьют слабых, а вооруженные убивают безоружных? Но спросите сами себя: сможете ли вы это сделать? Если сформулировать этот вопрос более определенно и конкретно, он будет звучать так: кого именно вы можете ударить или подвергнуть иной форме насилия? В принципе, можно поставить вопрос и так: в отношении кого вы можете повысить голос или применить другую тактику конфликта? (Или когда – в какой отдельный период своей жизни – вы могли это сделать?) Возможно, что в конкретных сценариях появятся супруг или супруга, брат или сестра, какой-то знакомый человек, ребенок либо определенные ситуации и сцены с участием незнакомых людей. Моя гипотеза заключается в том, что в каждом таком случае, который можно наглядно представить, имел место длительный переговорный процесс, приведший к тому, что конкретный вид насилия оказывается допустимым, а суть самих этих согласований заключается в управлении ситуационной напряженностью конфликта, а не в первую очередь в страхе наказания или ответного удара.

Этот процесс согласования траектории перехода к насильственным отношениям можно проиллюстрировать на следующем примере:

Дженни вышла замуж вскоре после окончания университета. Ее муж Ральф окончил юридический факультет годом ранее и начал перспективную практику у известного адвоката. На второй год брака Ральф стал относиться к Дженни чрезвычайно критично. На людях он из кожи вон лез, чтобы поставить ее в неловкое положение своими замечаниями о недостатке у нее интеллекта. Когда они возвращались домой из гостей, он непременно критиковал ее поведение, заявляя, что она вела себя напористо, агрессивно и неженственно. В такие моменты Дженни молчала. Она редко выступала против мужа, принимала его критику и соглашалась с тем, что ей надо постараться угодить ему, изменив свое поведение. На втором году брака психологические и словесные нападки Ральфа на Дженни стали более жесткими. Дженни и здесь отступала. Вербальные атаки происходили все чаще, а в дальнейшем словесные тирады Ральфа заканчивались физическими нападениями на Дженни, которые всегда происходили поздно ночью. Затем Ральф обычно настаивал на том, чтобы заняться сексом, видя в этом некий способ решения проблемы [Thorman 1980: 139].

Насколько можно судить по описанной ситуации, профессиональный статус мужа повышался по сравнению с женой. В рамках данного социального класса их круг общения, скорее всего, формировали коллеги мужчины по работе [Kanter 1977] – именно поэтому в ситуациях, когда Дженни оказывалась среди таких же профессионалов, как Ральф, он принижал ее, а то, что он начинал разражаться тирадами дома, было связано с его ощущением, что она неправильно подает себя в таких ситуациях. В социальном плане Ральф становится сильнее Дженни, а та начинает принимать такие отношения. Затем он усиливает свое преимущество в силе, когда импульс словесных тирад перетекает в физическое насилие.

Социологическая интерпретация общей модели данной ситуации заключается в том, что в течение первых двух лет брака мужчина обнаружил, что находится в более выгодном положении на рынке социального взаимодействия по сравнению с женой, а поскольку он явно не хотел уходить от жены или искать дополнительных партнеров, он использует свою негласную рыночную власть, чтобы требовать от жены большего подчинения в их личных и сексуальных отношениях. В данном случае действует принцип, сформулированный Питером Блау [Blau 1964]: сторона с более слабой позицией в отношениях обмена может компенсировать это подчинением. Исходная критика Ральфа в адрес Дженни свидетельствует о признании того, что она не соответствует его статусу и что