Первый русский генерал Венедикт Змеёв. Начало российской регулярной армии - Сергей Тимофеевич Минаков

внушительным. Тем яснее, конечно, замечалось и тем досаднее было для царевны намеренное отсутствие на нем Петра»728. На следующий день царь Петр, хотя и принял Голицына с воеводами в Коломенском, но весьма сухо. В ответ Софья заготовила манифест о пожалованиях и наградах Голицыну, воеводам и всем участникам похода. «Но тут Софья, – отмечает Богословский, – натолкнулась на категорический отказ Петра утвердить этот манифест»729. Вскоре возникло новое обострение противостояния Софьи и Петра.

Дворец царя Алексея Михайловича в Коломенском.

Гравюра XVIII в.

25 июля 1689 г., когда в день именин царевны Анны Михайловны ожидалось появление царя Петра в Москве, по распоряжению ближайшего соратника Софьи Шакловитого у Красного крыльца поставлен был в скрытом месте караул из 50 стрельцов, которым было предписано при первых же звуках набата спешить «вверх» и хватать, кого укажут. Шакловитый опасался какой-либо «хитрости» над государыней со стороны «потешных», которые придут с Петром. Но Петр не явился. Как свидетельствовал Гордон, только после многих просьб с большим трудом удалось уговорить Петра утвердить манифест о наградах 26 июля 1689 г.730 Однако на следующий день, 27 июля, Петр сорвал свое раздражение, отказав в приеме Голицыну с товарищами, когда они явились в Преображенское его поблагодарить.

«Все поняли, – пишет по этому поводу Гордон, – что согласие младшего царя было вынужденное с великим насилием, что возбудило его еще больше против военачальника и против главнейших советников при дворе из противной стороны»731. В тот же день Софья, не скрывая своего раздражения, начала во время всенощной фактически апеллировать к стрельцам за поддержкой против царицы Натальи Кирилловны, угрожая им своим уходом из руководства государством. Предел обострения был настолько всем очевиден, что Гордон в своем «Дневнике» записал 28 июля: «Все предвидели ясно открытый разрыв, который, вероятно, разрешится величайшим озлоблением»732. В продолжение этой записи 31 июля Гордон записал: «Пыл и раздражение делались беспрестанно больше и больше, и казалось, они должны вскоре разрешиться окончательно»733. Генерал, таким образом, уже ясно понимал неизбежность открытой борьбы за власть. В этой борьбе перед ним вырастал вопрос: кто же окажется победителем? Какую сторону он должен был поддерживать?

По мнению Богословского, первый шаг к решающей схватке в борьбе за власть был сделан сторонниками Петра 4 августа. Его «можно было понять в противном лагере как первый удар»734. На именины царицы Евдокии Федоровны (жены Петра) в Измайлово прибыл и Шакловитый. От него потребовали выдачи одного из ближайших к нему людей стрельца Стрижова, который более других подбивал стрельцов против Петра. Шакловитый отказался было сделать это и был арестован. И хотя вскоре его освободили, всем было ясно, что это был уже прямой удар по ближайшему окружению Софьи. 6 августа обе стороны заняли оборонительные позиции, готовые к бою и ожидая нападения с противоположной стороны. «Катастрофа, – как считает Богословский, – разразилась в ночь с 7 на 8 августа»735.

7 августа в Москве нашли подметное письмо, в котором объявлялось, что в ночь на 8-е придут из Преображенского «потешные» побить царя Ивана и всех его сестер. Кремль был заперт. Были вызваны 100 стрельцов на случай нападения сторонников Петра. Другому стрелецкому отряду в 300 человек приказано было стоять наготове на Лубянке. Распространились слухи о подготовке похода стрельцов на Преображенское. Однако среди стрельцов самого преданного Софье Стремянного полка образовалась группа из семи человек, преданных Петру, во главе с пятисотенным Ларионом Елизарьевым, которые с тревогой следили за приготовлениями к нападению на Преображенское. В эту же ночь в Кремле оказались двое петровских «потешных» с со спальником П. Плещеевым, которого арестовали и отвели к Шакловитому. Это происшествие стало сигналом для сторонников Петра в Стремянном полку, которые отправили в Преображенское посланцев, чтобы предупредить царя о грозящей ему опасности.

Вот как объяснял причины конфликта, возникшего осенью 1689 г. между царевной Софьей и ее младшим братом царем Петром, который завершился государственным переворотом, передавшем фактическую власть Петру I, человек независимый и не связанный ни с какой придворной партией, французский посланник маркиз де Невилль.

«Царь Петр находился в одном из своих увеселительных дворцов, называемом Преображенское и расположенном на берегу реки Яузы, – писал он, – на расстоянии менее мили от Москвы, когда царевна София и Голицын составили заговор, о котором мы здесь и расскажем подробнее. Царевна, предвидя, что со временем, рано или поздно Петр сделается камнем преткновения для ее власти и опасным препятствием ее властолюбию, если она заблаговременно не предупредит опасности, очень раскаивалась, что послушалась прежде мудрых и умеренных советов Голицына. Она видела, какого труда ей стоило испросить аудиенцию для своего любимца, и притом еще столь неприятную, и была очень обижена этим, как и теми упреками, которые Голицыну пришлось выслушать. И хотя ей удалось затем уговорить царя разрешить ей раздачу щедрых наград по ее желанию, но она не могла забыть, как дорого все это ей стоило и какое сопротивление ей пришлось при этом преодолеть; и ко всему этому она была более чувствительна, чем кто-либо другой, так как она до сих пор в течение нескольких лет управляла государством безотчетно, как только ей было угодно. Она совершенно справедливо предвидела, что в будущем ей нельзя уже надеяться на то же, что лучшее, что могло ее ожидать, была постепенная потеря власти, по мере того как власть брата постепенно возрастала бы»736.

Таким образом, маркиз де Невилль, получивший достаточно пространную информацию о причинах назревавшего острого конфликта между братом и сестрой, инициатором этого конфликта считал царевну Софью. Однако он мотивировал ее активность в этом направлении тем, что ее положение, равно как и положение сложившейся вокруг нее правящей элиты в лице ее фаворита князя В.В. Голицына и его окружения, пошатнулось. Одной из веских причин «партия» царя Петра и Нарышкиных считала военные неудачи в Крымских походах, особенно во втором, 1689 г. Они требовали «отставки» Голицына. Удовлетворение этого требования, естественно, повлекло бы за собой скорое падение и самой Софьи.

«…Все эти соображения, – продолжал далее свой рассказ французский маркиз, – побудили царевну, честолюбивую и смелую более, нежели можно было ожидать от женщины, решиться на все, чтобы удержаться на той ступени величия, на которой она находилась и к которой она всегда стремилась.

…Она внушила Голицыну опасение, что общие враги их не удовлетворятся постепенным умалением ее власти, но пойдут далее; что они захотят заключить ее против ее воли в монастырь, что, разумеется, неизбежно повлечет за собою и его падение и погибель всех его родных и друзей. Голицын должен был убедиться ее