Первый русский генерал Венедикт Змеёв. Начало российской регулярной армии - Сергей Тимофеевич Минаков

Таким образом, и это весьма важно, де ла Невилль достаточно обоснованно утверждает, что именно царевна Софья являлась инициативной стороной в конфликте, а не князь Голицын. Он вообще не считает Голицына сколько-нибудь активной фигурой в данной ситуации, скорее пассивно-страдательной. Маркиз де ла Невилль указывает на другую личность, которая и стала самым активным союзником и соратником Софьи в «заговоре против Петра», а в том, что такой заговор имел место, маркиз не сомневался.

«После всех с давнего времени принятых ею мер она решилась на последнее средство и исполнителем замысла избрала Федора Шакловитого, начальника Стрелецкого приказа, – указывает маркиз на эту личность, далее излагая суть событий, – который, благодаря поддержке царевны, из ничтожного писца стал окольничим…»738 Действительно Федор Леонтьевич Шакловитый не отличался знатностью происхождения, чтобы получить столь высокий дворцовый чин «окольничего».

В начале 1660-х он был подьячим Брянской приказной избы, затем подьячим в Разрядном приказе. С 1672–1673 – подьячим в Приказе Тайных дел. С 1676 г. он – дьяк Разрядного приказа, а в 1682 г. – думный дьяк. В 1683 г. в том же чине он был переведен в Стрелецкий приказ. Несомненно обладавший выдающимися способностями, Ф.Я. Шакловитый продвигался вверх по служебной лестнице, не обладая соответствующей родословной, не только благодаря природным дарованиям, но и умением понравиться власть имущим, в данном случае – царевне Софье, преданность которой ему удалось доказать. Поэтому в 1688 г. он был пожалован в думные дворяне и в том же году – в окольничие. Это был редкий случай такой стремительной карьеры. Лишь чрезвычайно выдающиеся деятели или чрезвычайно преданные царские слуги могли на нее рассчитывать в Московском государстве. Ко времени переворота 1689 г. Шакловитый был уже ближним окольничим и наместником вяземским.

Излагая собственно сами замыслы и действия заговорщиков, маркиз де ла Невилль сообщал следующее: «Шакловитый… собрал в замке Кремль… 600 надежных стрельцов под начальством полковника Рязанцева и, став во главе их, приказал следовать за ним в Преображенское. Но, в то время как он отдавал этот приказ, двое из прибывших в Кремль стрельцов, мучимые угрызением совести, решились не обагрять рук кровью своего государя и, скрывшись, дали знать обо всем царю Петру. Изумленный до крайности, он вскочил с постели и тотчас послал за своими дядьями, братьями матери, и впопыхах советовался с ними о том, что следует предпринять. Решено было послать в город, чтобы удостовериться в истине происшествия. Один из царских дядей и князь Борис отправились с этим поручением; на пути они встретили Шакловитого, едущего со стрельцами, скрылись от них в сторону и поспешили затем обратно спасать царя. Бедный Петр едва имел время сесть в коляску с матерью, супругою, сестрою и, сопровождаемый немногими верными слугами, поскакал в Троицкий монастырь. Заговорщики, приехав, начали искать царя, но стрельцы, бывшие на страже у царя, не знавшие ни о чем и удивленные лишь бегством его, рассказали своему начальнику, или судье, что его величество поспешил уехать с величайшей поспешностью»739.

Москва. Вид Всехсвятского моста из Замоскворечья в конце XVII – начале XVIII вв. Гравюра начала XVIII в.

Наряду с вполне достоверными фактами де Невилль допускает и определенные ошибки в передаче событий. В частности, когда речь идет о реакции и действиях царя Петра. Весьма достоверный свидетель происходившего тогда, Гордон, события эти фиксировал в своем дневнике так.

«6-го числа (августа 1689 г.), – записал он, – ходили слухи, которые неудобно повторять.

7-го числа. Ночью прибыло много стрельцов к замку, или Кремлю, но ни один не был пропущен, за исключением некоторых известных лиц. Это встревожило партию молодого царя до того, что все… поспешили в Преображенское. Немного спустя после обеда пришли туда же некоторые стрельцы и другие лица и сообщили царю Петру Алексеевичу, что много стрельцов или солдат гвардии собралось в Кремле по полученному приказанию и что они в оружием двинулись в Преображенское с целью убить различных лиц, но преимущественно Нарышкиных. Царь, услыхав это, вскочил с постели, до того быстро поспешил в конюшню, что не надел даже сапог. Он приказал там оседлать себе лошадь и поскакал в ближайший лес, куда ему принесли его одежду. Одевшись, он поехал со всеми собравшимися… в Троицкий монастырь с великой поспешностью, куда и прибыл 8-го числа утром, около 6 часов, очень усталый. …Я учил свой полк в Бутырках…»740

Итак, разрыв был налицо. Царь Петр сбежал под прикрытие крепостных стен Троицкого монастыря, как это сделали летом 1682 г. царевна Софья и князь В.В. Голицын. Теперь исход политического столкновения между братом и сестрой зависел от «больших батальонов», как много позднее любил говорить Наполеон Бонапарт. Наиболее боеспособными и относительно дисциплинированными воинскими частями в Московском государстве в это время, после потрясений стрелецких бунтов, оказывались «солдатские выборные полки». Впрочем, и они не могли считаться надежными на 100 %.

Генерал Гордон предрешает судьбу «третьего Рима»

М.М. Богословский, пожалуй лучший знаток биографии царя Петра I, утверждает, что всеми делами у Троицы руководил князь Б.А. Голицын, двоюродный брат князя В.В. Голицына, нанося оттуда царевне удар за ударом741.

4 сентября (1689 г.), – скрупулезно фиксирует он хронологию событий, – Софья лишилась еще одной опоры: ушли к Петру служилые иноземцы с генералом Гордоном во главе. 5 сентября они были представлены Петру, который пожаловал их «к руке», спрашивал о здоровье и из собственных рук поднес по чарке вина742.

Князя Б.А. Голицына, главного руководителя Петра в столкновении с царевной Софьей, Куракин считает единственным умом в составе нового правительства: Он «был человеком ума великого, а особливо остроты, но к делам неприлежной, понеже любил забавы, а особливо склонен был к питию». Голицын, так же как и его двоюродный брат князь Василий Васильевич, отличался большой склонностью к иноземцам, был первый, который, по свидетельству того же Куракина, «начал с офицерами и купцами иноземными обходиться». В 1688 г. он особенно близко познакомился с двумя иностранными офицерами: Гордоном и Лефортом743. 25 июля этого же года (1688) Гордон был приглашен к Голицыну обедать, а 15 сентября Голицын был на обеде у Лефорта и от него заехал к Гордону. Он, несомненно, содействовал в 1689 г. сближению Петра с этими офицерами744.

Польский посланник маркиз де ла Невилль представляет начало открытого противоборства между Петром и Софьей с момента бегства в Троице-Сергиеву лавру. «…Бегство это, – пояснял маркиз, – вызвало большое изумление среди жителей