Первый русский генерал Венедикт Змеёв. Начало российской регулярной армии - Сергей Тимофеевич Минаков

Несомненно, отказываясь отпустить в Троицу полковников, стрельцов и солдат, царевна Софья уже нарушала царскую волю, пусть даже волю одного царя. А следует учесть, я напомню, что царь Петр был уже совершеннолетним, ему было уже 17 лет. Нарушение царской воли являлось в любом случае, от кого бы оно не исходило, «государственным преступлением». Поэтому-то понадобилось обращение именно царя Ивана и извинения, а также, как оптимальный выход, – достижение примирения. Эти обстоятельства не могли не породить вопросов и сомнений, а также опасений за свою судьбу у командиров стрелецких и солдатских полков, ведь они оказывались тоже в числе ослушников «царской воли». Поэтому-то, по свидетельству Гордона, отмеченному 17 августа в дневнике, «был распущен слух, что повеление из Троицы о присылке полковников, солдат и стрельцов последовало не от царя и составлено без его ведома»755.

На следующий день, 18 августа, вернулся князь Прозоровский, не сумев выполнить порученное – достичь примирения с Петром756. Ситуация становилась все напряженнее: царь Петр мириться не хотел, и в то же время воля царская была нарушена. Софья и ее окружение испытывало опасение, что стрельцы и солдаты начнут тайком бежать к царю в Троицу.

29 августа 1689 г. в Ивановском монастыре было созвано совещание: на именины царя Ивана Алексеевича с князем В.В. Голицыным прибыли: боярин Л.Р. Неплюев, окольничий С.Ф. Толочанов, окольничий В.А. Змеёв, Ф.Т. Зыков757. Это был «ближний круг» князя В.В. Голицына, особенно первые трое.

«1-го сентября. Воскресенье, – записал Гордон в своем дневнике. – Я и многие другие, отправившись в город, узнали, что царевна возвратилась и затем встретила многих стрельцов, ходивших без оружия взад и вперед перед каждыми воротами… в городе я узнал, что им поручено втайне надсматривать, чтобы не могли ускользнуть лица, которым были предъявлены обвинения»758.

Утром, в 7 часов, в Москву от Петра прибыл подполковник Иван Нечаев. Он «доставил старшему царю и царевне письмо, в котором заключалось краткое сведение о заговоре и требование доставить в Троицу для расследования Федьку Шакловитого, монаха Сильвестра Медведева и их сообщников по заговору. Все это произвело немалый переполох при дворе и всеобщее изумление в народе»759. Судя по свидетельству генерала Гордона, это было первое открытое заявление царя Петра о заговоре и подготовке покушения на его жизнь. Внутрисемейная распря превратилась в государственное преступление, в котором обвинялись ближайшие советники царевны Софьи. Это еще больше подорвало доверие к правительству царевны и провоцировало на переход солдат и стрельцов на сторону Петра. Софья использовала последние свои средства для достижения примирения с братом.

«Царевна подтвердила приказ Ивана, – сообщал де Невилль, – стрельцы тем не менее придали ему очень мало значения; они отправились в Троицкий монастырь и уверили царя Петра в своей преданности. Видя их поступок и зная, кроме того, что большая часть бояр также присоединилась к Петру, царевна решилась примириться с ним, для чего и отправила к нему двух своих теток, сестер отца, царевну Анну Михайловну и сестру свою Марфу Алексеевну. …Придя в то место, где укрылся Петр, они просили его не верить слухам, заставившим его бежать, уверяли его, что тут вышло какое-то недоразумение, которое употребляют во зло, стараясь поссорить его с сестрою, и что он может возвратиться в Москву совершенно спокойно и безопасно. Царь Петр отвечал царевнам, что совсем не пустой испуг заставил его бежать и что действительно составлен был заговор умертвить его мать, его супругу, его дядей и его самого. При этом он рассказал им такие подробности заговора, что тетки не могли более спорить. С ужасом и плачем говорили они, что не участвуют в таком страшном заговоре, и клялись, что не возвратятся в таком случае в Москву, но хотят жить и умереть вместе с ним»760. Видя, что миссия ее близких родственников окончилась неудачей, царевна Софья обратилась к своему последнему средству.

«…Царевна обратилась к патриарху, – сообщает де ла Невилль, – и, объяснив ему свое горе, сумела так подействовать на него, что добрый человек предложил ей свое посредничество. В тот же день он поехал к царю, рассказал ему о причине своего приезда и говорил все, что только мог придумать для примирения всего царского семейства. Но был весьма изумлен, когда ему сказали, что заговор распространяется и на него, ибо в нем участвует Лигомед, или игумен Сильвестр, который, в случае удачи заговора, будет патриархом. Такие известия встревожили патриарха, и он почел за лучшее остаться в Троицком монастыре…»761

После всего этого, у правительства царевны Софьи и князя Голицына оставалась еще надежда на наемников, на «служилых иноземцев», старшим и самым авторитетным среди которых был генерал Гордон. Но в тот же день 1 сентября «…распространился слух, – вспоминал генерал, – что мне было послано письмо из Троицы, а потому меня об этом допрашивали. Я по истинной правде показал, что никакого письма не получал, и тем остались довольны»762. Сам по себе указанный слух о тайных сношениях царя Петра с генералом Гордоном весьма показателен. Это косвенное свидетельство тому, что в правительстве Софьи знали о близких, хороших отношениях между младшим царем и генералом и опасались этого. Опасались и того, что может исчезнуть последнее средство сопротивления, борьбы и спасения режима. Тогда же, уже сомневаясь, что у нее еще остались надежные средства для борьбы с братом, «царевна собрала всех своих приверженцев и советовалась с ними, что ей делать. Решено было, что окольничего Шакловитого скроют во дворце, а игумену Сильвестру дадут возможность спастись»763.

Тем временем «…некоторые из стрелецких полков, – продолжал записывать Гордон, – взяли под стражу своих товарищей, против которых было высказано обвинение; другие же полки этого не сделали. Шакловитый нашел убежище во дворце, монах же и другие бежали. Говорили, что младший царь требовал выдачи ему Шакловитого и других лиц, обещая никого из них не лишать жизни…»764. В целом можно сказать, что в окружении царевны начиналась паника, в возможность победить в схватке с Петром уже переставали верить. Именно в это время, 2–4 сентября 1689 г., ситуация вступает в свою решающую и завершающую стадию.

«2-го числа сентября, – сделал запись в своем дневнике генерал Гордон. – Последовало повеление царя Петра Алексеевича из Троицы солдатам и стрелецким полкам пребывать спокойно и не учинять никакого шума и восстания.

3-го числа… Стрельцы со всех сторон начали роптать, и царевна приказала повестить им, что намеревается со старшим царем отправиться в Троицкий монастырь и предполагает даже ехать на следующий день. Все