Первый русский генерал Венедикт Змеёв. Начало российской регулярной армии - Сергей Тимофеевич Минаков

Москвы, и никто не мог угадать причины его. Но к вечеру стало известно, что царь Петр прислал к царевне, упрекая ее в злодействе, а она совершенно отреклась от всего, уверяя, что произошла ошибка, что за заговорщиков приняли стрельцов, которые приезжали сменять караулы, и что ее жестоко оскорбляют, считая ее способною на такое отвратительное дело, как убийство родного брата. Объяснение всего происшедшего прибытием стрельцов для смены караулов показалось всем слишком недостаточным, так как смена производилась всегда днем, а стрельцы приезжали в Преображенское ночью. Но, как бы то ни было, царь Петр, достигнув благополучно Троицкого монастыря, написал ко всем боярам, чтобы они без замедления явились к нему. Он написал также ко всему дворянству и послал приказы во все города держать милицию наготове для поддержки его. Когда все государство узнало таким образом о заговоре Шакловитого, к царю стали стекаться люди из разных концов государства, и менее нежели в неделю собралось в Троицкий монастырь множество дворянства»745.

Рассказ де ла Невилля, несмотря на значительные подробности, не содержит достаточно четкой хронологии событий, восстановить которую и уточнить сами события помогают дневниковые записи генерала Гордона. Посланец от царя Петра, о котором говорит маркиз, был направлен в Москву из Троицы 9 августа. «Одна знатная особа, – пишет Гордон 9 августа, – была послана царем Петром Алексеевичем к старшему царю Иоанну Алексеевичу и царевне Софье осведомиться, какое значение имеет созыв такого множества стрельцов в столь несоответствующее время года. На это был получен ответ, что это последовало единственно для того, чтобы сопровождать царевну в монастырь…»746 Таким образом, имеется некоторое расхождение между объяснением Софьи, приводимым де ла Невиллем и сообщаемым Гордоном. Думается, что генерал был осведомлен лучше, поскольку, можно сказать, постепенно втягиваясь в эти драматичные события, он очень внимательно следил за всеми мелочами. Однако бегство Петра в Троицу было уже одним из этапов нарастания противоборства, а не его началом. Последующие события складывались следующим образом.

«10-го числа (августа), – записал генерал Гордон. – …Младший царь послал за полковником Иваном Цыклером и 50 стрельцами, которые после нескольких совещаний были отпущены»747.

«13-го числа, – продолжал он свои записи. – Князь Иван Борисович Троекуров был послан к царю Петру Алексеевичу, чтобы убедить его возвратиться в Москву»748.

«14-го числа, – записано в том же дневнике. – Несколько стрельцов по доброй воле прибыли к младшему царю».

«15-го числа, – сообщает следущая дневниковая запись. – …Князь Иван Борисович Троекуров возвратился в Москву, но привез малоудовлетворительный ответ».

«16-го числа, – делает пространную запись Гордон. – Пришло письменное повеление младшего царя стрельцам и солдатам в полках, и притом каждому отдельно, а равно и полковникам собраться всем к 20-му числу в Троицкий монастырь… От полков требовались унтер-офицеры, капралы, флигельманы, а также полковые и ротные писцы и, кроме того, от каждого солдатского и стрелецкого полка по десяти рядовых солдат. Хотя эти повеления стрельцам, прибывшими из Троицы, переданы были стрельцам и солдатам, но таковые передали их тем не менее начальникам своих полков, которые им вручили в собственные руки царевны»749.

Следует обратить внимание на то, что в это время, т. е. 16 августа, московские войска и их командиры оставались еще вполне верными царевне Софье. Однако сам этот факт обращения царя Петра непосредственно к стрельцам и солдатам через голову их командиров весьма обеспокоил Софью и ее окружение.

«Вследствие этого, – продолжал свой рассказ Гордон, – при дворе был собран совет, по окончании которого были призваны некоторые из важнейших особ каждого полка, и им самой царевной после сильной, внушительной речи объявлено было, чтобы они не дерзали идти в Троицу и вмешиваться в распрю между царскими братьями. При этом были упомянуты другие различные обстоятельства. Стрелецкие полковники пожелали узнать, что им делать»750.

Генерал Петр Иванович (Патрик) Гордон

Судя по оценке речи царевны Софьи, можно предполагать, что Гордон сам присутствовал на этом совещании. Очевидно, именно это событие описывал в своих записках маркиз де ла Невилль.

«…Царевна делала между тем все, что только было возможно, чтобы иметь на своей стороне стрельцов, на которых Петр рассчитывал, – писал французский посланник. – Она созвала к себе их пятисотников и десятников, которые в подобных случаях могли иметь на умы солдат более влияния, нежели полковники и другие офицеры. Расставив их у лестницы, она после обедни вышла к ним с царем Иваном, и, остановясь на верхней ступени, царь сказал им следующее: «Брат мой удалился в Троицкий монастырь по неизвестным мне причинам; нет сомнения, что он хочет нарушить спокойствие государства, и я сам слышал, как говорили, что он приказал вам явиться к нему, но мы запрещаем вам под страхом смертной казни повиноваться его приказам, чтобы избегнуть всех печальных последствий, могущих вследствие этого произойти»751.

Судя по рассказу де ла Невилля, сначала не царевна обратилась к командирам, а царь Иван, а потом уже она сама. Сомнительно, однако, что это выступление исходило от царя Ивана. В лучшем случае он просто озвучил предложенный ему текст. Однако эти речи не смогли рассеять сомнения в головах полковых командиров. «Когда об этом доложил ушедшей уже царевне окольничий Федор Леонтьевич Шакловитый, главный начальник Стрелецкого приказа, – вспоминал, записав в дневник Гордон, – она вышла снова, говорила очень убедительно стрельцам и добавила, что если кто из них отправится к Троице, тот будет пойман по ее приказанию и казнен смертью. Боярин князь В.В. Голицын дал мне соответствующее приказание – не отлучаться из Москвы отнюдь, ни по каким причинам и ни по чьему-либо приказанию»752. Цитированный выше фрагмент дневника генерала Гордона позволяет с полным основанием утверждать, что он был участником этого совещания. Кроме того, последняя фраза – приказание князя Голицына, отданное им генералу Гордону, позволяет предполагать наличие опасений у князя, что генерал может переметнуться на сторону царя Петра. Поэтому Голицын счел необходимым отдать Гордону персональный приказ.

Продолжая изложение событий 16 августа, П. Гордон записал: «Младший царь снова прислал повеление, или скорее указание, что он посылал за полковниками, солдатами и стрельцами, и требовал от старшего царя и царевны Софьи, чтобы они дозволили сим лицам прибыть к нему…»753

В то же время царевна Софья не оставляла надежд на примирение, очевидно уже испытывая определенные опасения за дальнейшее развитие ситуации. Поэтому она, по словам Гордона, отправила в Троицу опекуна старшего царя, князя Петра Ивановича Прозоровского с духовником, «чтобы принести извинение, что не отпускают полковников, солдат и стрельцов, и вместе с тем употребить все средства к