Иностранная литература, 2023 № 06 - Журнал «Иностранная литература»

девочку из дверей; но случалось, что и просто-напросто забывала утром взять с собой. Ольга вскоре осознала, что плакать или наказывать маму обиженным молчанием бесполезно, Стелле это как с гуся вода, но как она ни старалась, самой ориентироваться в городе у нее не получалось. Она прилагала все усилия, чтобы отыскать в пространстве надежные метки, но и эти проверенные точки ускользали, пропадали, испарялись, как будто весь мир превращался в поворотный круг, как в театре, и декорации сменялись с дьявольской скоростью. Но девочка была упрямой и не сдавалась, снова и снова пытаясь вернуться домой из забвения, в то время как дорога все безнадежнее заводила ее на рабочие окраины, в пригороды и леса. Ольгу приводили домой то стражи порядка, то встревоженные матери, но однажды она провела целых два дня на вокзале в Ракошчабе, пока кто-то все же не заметил ее и не подозвал полицейского. То, что пространство — враг, что предметы бесстыдно изменяют свой облик и не склонны задерживаться в памяти, она с ожесточением обращала против себя. Ольга таскала у матери сигареты, выходила на рассвете на лестницу, садилась на ступеньки и выпускала дым.

В течение этих месяцев Петер садился в междугородний автобус до Эстергома вместе с усталыми торговками и бурчащими работягами, которые мотались в город каждый день, и, зажатый ими со всех сторон, перевозил на виллу Брауна библиотеку и гипсовые скульптуры в рюкзаке и чемоданах из вулканизированного волокна. Невероятной милостью было, если временами удавалось вымолить у музея дымящий выхлопными газами грузовик с брезентовым чехлом, чтобы по крайней мере не тащить на себе, а потом везти автобусом статуи побольше. Дискобола Мирона — правда, его уменьшенную копию — он вез на руках до самого Вишеграда, где кто-то вызвал полицию, и из-за предъявленного ему обвинения в краже предмета искусства он провел всю ночь в неотапливаемой камере, но на вышестоящее руководство это не оказало никакого воздействия: грузовики, мол, служат более высоким целям — делу народного хозяйства, так что нечего изымать их из процесса построения коммунизма ради каких-то частных делишек. В то же время Петеру нужно было постараться в срок завершить переезд и подготовить особняк, потому что он догадывался, что это его единственный шанс незаметно спрятаться от враждебного внешнего мира, не навлекая на себя гнева начальства. Так прошло несколько месяцев — в ежедневных разъездах туда-обратно по несколько раз, и на дворе уже стояла поздняя осень, когда Петер столкнулся с тем, что Ольга пропадает где-то целыми днями, а ее мать даже о самых незначительных проблемах беспокоится больше, чем о том, где она оставила девочку на этот раз. Он впервые почувствовал, как его переполняет безудержный гнев. Не осмелившись, однако, призвать Стеллу к ответу — позже он часто проклинал себя за малодушие, — Петер предпринял меры: он стал брать дочку с собой. Он будил ее на рассвете, буквально заливал в нее кофе с молоком, затем они вместе тряслись в трамвае до музея, набивали книгами несколько чемоданов и рюкзаков и садились на автобус дальнего следования. Ольга была невероятно счастлива оттого, что кто-то находит ее действия важными и полезными, и радостно семенила вслед за отцом с рюкзаком, нагруженным хрестоматиями по патристике в кожаных переплетах. В заиндевелом ноябре, продрог-нув, они добирались до особняка, и Петер зажигал все конфорки настольной газовой плитки, чтобы хотя бы немного прогреть кухню, — пока не выяснилось, что вилла Брауна скрывает в себе одну из самых современных и искусных по меркам своей эпохи систем отопления; только вот главный ее элемент, великолепный шведский котел, от которого ответвлялись десятки труб воздушного отопления и теплого пола, до сих пор ни разу не запускался. Он ждал своего часа в подвале, словно джинн, готовый служить хозяину, только волшебное слово, чтобы его пробудить, оказалось позабыто. Из бюджета музея региональным филиалам щедро выделяли средства на уголь — его давно уже доставили в дом и лопатами сгребли в подвал; по угольному скату бруски сразу попадали в портал для подачи топлива, так что больше ничего делать было не нужно, оставалось только отыскать кнопку, запускающую это чудовище. До самого обеда они нерешительно переминались перед панелью управления, а затем Петер набрал побольше воздуха в легкие и потянул за самый большой рычаг. Послышались тихое шипение, ворчание, затем раздался вздох, вся гигантская металлическая конструкция едва заметно содрогнулась и только что не спросила: “Чего изволишь, милый хозяин?”. Через полчаса по дому разлилось приятное сухое тепло, книги и скульптуры довольно испаряли из своих тел набравшуюся в них за эту холодную осень влагу. И хотя снаружи был конец туманного ноября, от этого тепла мир неожиданно исполнился какого-то обнадеживающего сияния. Тогда Ольга почувствовала, что дом их принял, да и сам особняк не мог не ощущать того же самого.

Петер рассказывал дочери сказки, которые сам любил больше всего: мифические истории. Подвиги Геракла, спуск Орфея в преисподнюю, приключения Одиссея, метаморфо-озы Овидия… Ольга, охваченная новым волнением, с ощущением, словно электричество пробегает по ее телу, ждала появления богов, любви, химер; волшебные слова отца делали привычный долгий путь до дома вверх по грязной улице Кошута настоящим приключением. Она так радостно здоровалась с местными, словно от волшебства рассказов и недовольные бурчащие селяне могли обратиться в цветущих полубогов. Магические непонятные слова превращали дом Брауна в вибрирующий волшебный мир; впрочем, место и так постепенно становилось каким-то заколдованным. Расставленные перед книжными полками гипсовые слепки изображали различные эпизоды одного цельного повествования, но иногда в воображении Ольги оно разбивалось на мозаику из отдельных историй: Марсий с содранной кожей водил дружбу со старым Гераклом, и они оба ухаживали за Афродитой. За время долгих автобусных поездок Петер успел поведать Ольге все известные ему легенды, так что после этого те из них, что полюбились ей больше всего, приходилось пересказывать снова и снова. Морозы крепчали, на окнах автобуса оседал плотный слой пара, и Петер, уже нимало не смущаясь подозрительно щурящихся попутчиков, выводил пальцем на запотевшем стекле греческие имена мифологических героев и рисовал генеалогические иллюстрации.

Одним декабрьским утром, направляясь привычным маршрутом наверх к вилле, они столкнулись с группой людей, ведущих спор над фундаментом какого-то дома. Деревенские пытались при помощи трактора и стального троса вывернуть из земли большой валун, что мешал прорыть канаву. Форма камня выглядела подозрительно правильной, и когда он показался из-под земли, стало сразу понятно, что это не простой обломок скалы: со всех сторон его покрывали резные надписи. Петеру не потребовалось много времени, чтобы понять: