Заставить замолчать. Тайна элитной школы, которую скрывали 30 лет - Лэйси Кроуфорд

Мы стояли перед банком. Миссис Уайнберг не вздрогнула и не посмотрела в сторону.

«Не хочешь как-нибудь заехать? Попьем чаю и поговорим об этом?» – предложила она.

Я поехала к ним, не сказав об этом маме.

Езда за рулем по улицам и шоссе, которые я прежде видела только из пассажирского окна, напоминала чем-то мои пробежки в окрестностях школы. Я осваивала местность, училась быть одной в неизведанном мире. На свеженанесенной двойной сплошной Вокиген-роуд я увидела мертвого енота. Я проехала мимо кондитерской фабрики, построенной вплотную к ограде старого церковного кладбища. Как-то раз, когда мы были маленькими, папа сказал, что там хоронят тех, кто объедается тортами. Только сейчас, в шестнадцать лет, до меня дошло, что это была шутка. Что он посмотрел в зеркало заднего вида и сказал это своим детям, потому что от усталости или раздражения его настигло мимолетное ожесточение.

Дверь мне открыла миссис Уайнберг. На ней были узкие джинсы и полусапожки на низком каблуке. «Мистер Уайнберг у себя в мастерской вместе с попугаем», – объяснила она. Собака дремала на дощатом полу. Миссис У. вручила мне кружку с чаем.

Я рассказала ей про Рика и Тэза.

«Вот ведь подонки, – сказала она. – Как только посмели».

Мне захотелось убедиться в том, что я не ошибаюсь, и я поднажала: «А потом я по собственной инициативе лишилась девственности с парнем, которому и пары слов-то не сказала. И после этого наделала еще немало глупостей».

«Ну, это нормально».

У нее были огромные глаза, прямо-таки мультяшные.

«Нормально?»

«Конечно. Ты же в разобранном состоянии. Они лишили тебя чувства собственного достоинства и растоптали твои личные границы. Естественно, нужно время, чтобы восстановить все это».

Я глотнула чаю. На вкус он отдавал опаленным садом.

«А сколько примерно?»

Она внимательно смотрела на меня. Она посчитала хорошим знаком то, что я рассказала ей о случившемся, но сейчас видела полный хаос.

«Думаю, много. И еще я думаю, что ты можешь как-то помогать себе».

Я подождала.

«Тебе нужно заниматься собой, Лэйси», – сказала она.

«Я не умею».

Она улыбнулась: «Во-первых. Где ты собираешься учиться дальше?»

«Вернусь туда же», – поспешно сказала я.

Она делано улыбнулась с беспощадно ироничным видом.

«Нет, действительно, так будет лучше. Правда. Мне остался год, у меня там подруги, есть бойфренд», – я понимала, что про зачисление в колледж лучше не упоминать, потому что в отличие от моих родителей миссис Уайнберг не парилась по этому поводу.

«Ты наверняка сможешь получить все это где-то еще».

«Не смогу. Больше негде».

«Понимаю. Что ж, тогда тебе придется стать немного креативнее, согласна?»

Я подумала о книгах Тома Роббинса. Да, я понимала, что они достаточно бестолковые. Но это чтение вводило меня в какой-то нереальный транс, благодаря которому я могла некоторое время считать, что окружающий мир шире, ярче и безопаснее, чем я думаю. Мой кайф мог длиться целый час и даже дольше. Она имела в виду вот это?

«Я занимаюсь независимым научным исследованием с преподавательницей, которая мне очень нравится».

Она кивнула: «Расскажи мне про своего бойфренда».

«А, да это Скотти, – как будто про всем известного человека. – Ну, он очень милый. Мягкий. Раньше он встречался с моей подругой, но она ушла из школы, и мы с ним типа сблизились».

«Еще чайку?»

Я подводила ее. Целебный эликсир оказался слишком крепким. Она проявила заботу, которую я была еще не готова принимать. И у меня складывалось странное ощущение, что своим приездом сюда я предала маму. С ней я обо всем этом не говорила. Мне казалось, что это попросту невозможно.

«А он знает? Твой бойфренд?»

«О случившемся? Да. Ну, в самых общих чертах».

Она опять кивнула: «Школьное начальство, должно быть, просто обалдело, когда выяснилось, что эти сволочи тебя заразили. Не иначе, они были в шоке, да?»

Мне не хотелось признаваться в том, о чем я на тот момент не задумывалась. В том, что на самом деле мистер Мэттьюз отнюдь не был шокирован.

«Да», – еле слышно сказала я.

«Ну вот. И как ты будешь справляться с этим?»

Я сказала, что не очень понимаю, но все обязательно будет нормально.

«Ты читаешь?»

«Да. Много».

«Дневник ведешь?»

«Нет», – век бы не слышать собственного голоса.

«Молишься?»

Ммм.

«Медитируешь?»

Я помотала головой.

«Работа с энергией? Работа со снами?»

Я поставила свою кружку.

«Погоди-ка, – сказала она, постучав пальцами по кухонному столу. – Сейчас вернусь».

Я осталась наедине со старинными створчатыми окнами. Необрабатываемые угодья пока еще не нарезали под жилую застройку, и сквозь неровное стекло были видны только бескрайние поля и голубое небо. Над полями кружили скворцы. Так мне сказала в свое время Финикс.

Миссис Уайнберг вернулась с несколькими потрепанными книжками карманного формата. Браслеты на ее руках и пряжки сапог позвякивали. Я не бывала на Манхэттене и не читала «Vogue», так что не очень понимала, как следует отнестись к ее манере одеваться и коротко остриженным волосам. Она вполне могла сойти за террористку.

«Понимаешь, я в каком-то смысле хиппи, – сказала она. – Это, конечно, слегка зашкаливает, но, раз уж ты собралась туда возвращаться, тебе потребуется немного веры».

Она положила книжки на стол.

«Карлос Кастанеда», – прочитала я, исковеркав фамилию.

Она поправила меня.

«Простите».

Она коснулась моей руки: «Знать все невозможно».

«Хорошо».

«Никогда не встречала шамана?»

Я покачала головой.

«Уверена?»

«Вполне».

«Бери их. Если будут в помощь, отлично. Если нет, просто отложи в сторону. Но я поняла, что некоторые из его идей кое-когда оказываются очень к месту».

В ее «кое-когда» мне послышалось воспоминание о раке. На секунду я задумалась, не больно ли ей расставаться с этими книгами, верит ли она, что я верну их. Может быть, они нужны ей для собственной дочери? Или моя старая подруга Фи уже преодолела подобные вызовы и повзрослела окончательно?

«Вы уверены?» – спросила я.

«Абсолютно. Не торопись. Вкушай их».

Яркая улыбка накрашенных губ.

Ее запястье обвивали четки из прозрачных бусинок, которые она задумчиво перебирала, разговаривая со мной. Я испугалась, что миссис Уайнберг зачем-то отдаст мне еще и этот браслет, но она оставила его себе.

После разговора с Биллом Мэттьюзом родители начали вести телефонные беседы относительно школы Св. Павла из папиного кабинета в конце коридора. Телефон работал в режиме громкой связи, папа делал заметки в своих блокнотах в клеточку. Он писал автоматическим карандашом с серебристой кнопочкой, под которой был ластик. Таких карандашей у него было два – черный