Два пути. Русская философия как литература. Русское искусство в постисторических контекстах - Евгений Викторович Барабанов

как к чему-то свыше предложенному для спасения читателя, для его духовного насыщения»23. Максим Гректакже уподобляет книжное слово пище: книга Иоанна Дамаскина для него «воистину небесней красоте подобна есть и пище райстей и сладше паче меда и сота»24, а «Толковая псалтирь» – «некий вертоград всеплодный <…> наипаче же сосуд есть духовного меда, преисполнен всякиа сладости, услаждая вкушающих его»25. Наслаждение слушателей «медоточивыми речами», исходящими из уст праведника – устойчивый топос древнерусской литературы.

Сакрализация и религиозное почитание мудрости, представленной множественностью символических образов, делает соизмеримыми различные уровни древнерусской культуры. Софийно всё: храм и мир, служение и святость, икона и книга, любомудрие и удерживаемый им образ мира. В таком контексте само символическое видение вещей становилось софийным. Не случайно, поворот к символизму, начатый Вл. Соловьевым, вновь возвращает русской культуре XX века тему Софии – Премудрости Божией26.

Генетически древнерусское почитание Святой Софии – Премудрости Божией восходит к библейской и эллинистически-византийской традиции. Однако древнерусское благочестие сместило некоторые акценты. Тайны Премудрости – это прежде всего тайны божественного домостроительства, явленные в церковных таинствах. В литургическом смысле Премудрость соборнадо есть социальна, коллективна и коммуникативна: будьте формы организации общежительного монастыря, хозяйства (“домострой”), храмового (Типикон и служебные Минеи) или книжного знания (Минеи-Четьи).

Мудрость – не свойство отдельного человека, она не результат его собственной интеллектуальной, практической жизнедеятельности, его усилий, но – свойство Бога, которым он одаривает человека. Мудрость приходит к человеку путем теофаний – собственных манифестаций, чудес и знамений Софии – Премудрости Божией. Вне этих явлений, вне целомудренного служения Премудрости любой философ, к каким бы умным книгам он ни обращался – обречен оставаться во тьме. Если внешняя мудрость и приходит через приращение знаний о множестве вещей, то истинная мудрость обязана приобщению к мудрости Бога.

Этой божественной мудростью был создан мир и человек; ею поддерживается порядок этого мира, а ее конечное торжество совпадает с концом истории. Такова картина мира древнерусской книжности, где истинная мудрость предполагает единство теоцентрической и эсхатологической перспектив.

Если мудрость опирается на Бога, она должна быть эсхатологически ориентированной на конец мира. Мир не бесконечен; его развитие и его знания не предполагают бесконечного роста. Напротив, он идет к концу. Соответственно, эсхатологически окрашенной оказывается и теоцентрическая перспектива. Эсхатология указывает на вечный характер сакрального и временный – (подлежащий упразднению) характер профанного. Все, что не от Бога, уйдет во тьму кромешную. И, напротив, все, пронизанное Его светом, все сакральное – отойдет к вечному, священному, бесконечно длящемуся состоянию неделимой целостности: к той преизбыточествующей полноте бытия, где Бог будет «всяческое во всём».

(1998–1999)

Примечания

1. Повесть временных лет. Подготовка текста Д. С. Лихачева. Ч. I. М.-Л., 1950, с. 274.

2. Сказания о начале славянское письменности. М., 1981, с. 71–72; см. комментарий переводчика: «Рассказ о чудесном сне сложился под впечатлением сочинений знаменитого церковного деятеля, теолога и писателя IV в. Григория из Назианза, которые, по-видимому, были излюбленным чтением и солунских братьев, и кружка их учеников <…> В Житии «сон» Константина как бы приспособлен к условиям жизни IX в., когда распространенным явлением были так называемые «конкурсы красоты»: всех красивых девушек страны собирали в столицу, чтобы из них император или его наследник могли выбрать себе невесту». (Там же, с. 107); ср. В. Н.Топоров. Святость и святые в русской духовной культуре. Т. 1. М., 1995, с. 145 и след.

К провиденциальному значению для судеб русского православия обручения Константина Философа с Софией-Премудростью русская мысль возвращалась и в XX веке. Так, П. А. Флоренский писал Ф. Д. Самарину: «Относительно Софии мне хочется припомнить сейчас, что мы, волею Божиею, насквозь Софийны, раз только мы православны. Ведь Св. Константин-Кирилл Философ, – тот, который духовно родил русскую церковь, еще семилетний, во сне избрал себе в подруги Царственную Софью, и, ей служа всю жизнь, от нее получал милости и дарования. Русское православие в существе своем есть дар Софии… Это залог нашего существования, ибо «Россия» и «русское» без Софии – Contradictio». (Свящ. П. А. Флоренский. Письмо к Ф. Д. Самарину от 1 августа 1912 г. – Вестник РСХД, № 125, с. 258–259).

3. А. И. Кирпичников. Св. Георгий и Егорий Храбрый. Исследование литературной истории христианской легенды. СПб., 1879; Г. П. Федотов. Стихи духовные. Русская народная вера по духовным стихам. Париж, 1935, М., 1991; Голубиная книга. Русские народные духовные стихи XI–XIX веков. Сост. Л. Ф. Солощенко, Ю. С. Прокошин. М., 1991.

4. Сказание о Святой Софии Царьградской. – Памятники древней письменности и искусства. Вып. 78. СПб., 1889, с. 13.

5. С. Г. Виленский. Византийско-славянские сказания о создании храма Святой Софии Царьградской. Одесса, 1990, с. 85.

6. А. Афанасьев. София Премудрость Божия в христианской иконографии, с. 76.

7. Толковая Палея 1477 года. Синод. № 210. Общество любителей древней письменности. XCIII. 1892, 26 об.; М. Б. Плюханова. О традициях Софийских и Успенских церквей, с. 489.

8. Ф. Г. Спасский. Русское литургическое творчество (по современным минеям). Париж, 1951, с. 254–273.

9. Из приписываемого Максиму Греку сочинения, носящего название «Святаго Максима Грека известное сказание о образе святыя Софии Премудрости Божии». (Цит. по кн.: М. Н. Громов. Максим Грек. М., 1983, с. 182).

10. Зиновий Отенский. Сказание известно что есть Софей Премудрость Божия. – Вестник Общества древнерусского искусства. Вып. 1. СПб., 1874; цит. по кн.: Ф. Г. Спасский. Русское литургическое творчество, с. 258.

11. Там же, с. 259.

12. А. И. Яковлева. «Образ мира» в иконе «София Премудрость Божия». – В сб.: Древнерусское искусство. Проблемы и атрибуции. М., 1977, с. 394.

13. А. И. Яковлева. «Образ мира» в иконе «София Премудрость Божия», с. 391.

14. Исходное значение древнерусского слова храм выражает «не представление о вере (как в греческом kyriakos ‘господень’, ставшем основой готского слова, к которому восходит славянское церковь), но также и не представление о собрании людей, пришедших молиться (как в слове собор); храм – обозначение простодушного восхищения красотой божьего жилища, хоромины чудной». (В. В. Колесов. Мир человека в слове Древней Руси, с. 198)

15. А. И. Яковлева. Ук. соч., с. 392.

16. И. Ф. Мейендорф. Тема «Премудрости» в восточноевропейской средневековой культуре и ее наследие, с. 245.

17. Н. К. Никольский. О литературных трудах митрополита Климента Смолятича, писателя XII в. СПб., 1892, с. 105.

18. См.: Д. С. Лихачев. Градозащитная семантика Успенских храмов на Руси. – Успенский собор Московского Кремля. М., 1985, с. 17–23.

19. Цит. по: А. И. Яковлева. «Образ мира» в иконе «София Премудрость Божия», с. 394.

20. Там же, с. 395.

21. Подробнее см.: М. Ф. Алпатов. Фрески церкви Успения на Волотовом поле. М., 1977; ТА. Сидорова. Болотовская фреска «Премудрость созда себе дом» и ее отношение к новгородской ереси стригольников в XIV в. – ТОДРЛ. Т.