Конде Наст. Жизнь, успех и трагедия создателя империи глянца - Жером Каган

– Я продолжаю настаивать на том, что с учетом обстановки нам следовало бы быть осторожнее. Признайся, что, когда читатель открывает сентябрьский номер за 1939 г., в день, который навсегда останется в истории, и из статьи на первой странице под заголовком «Точка зрения Vogue» узнает, что «ключ к решению проблемы – корсет», это конфуз! Не говоря уже о большой статье чуть дальше под заглавием «ВРАГ ОБЩЕСТВА № 1», напечатанным заглавными буквами, которая начинается так: «Враг общества № 1, это слово, не произносимое вслух, звучит таинственно, научно, угрожающе: целлюлит».

– А что бы ты хотела? Чтобы говорили только о солдатской форме, о жизни в казармах и последних технических достижениях морской авиации?

– Вот увидишь, Мадлен, через сто лет люди наткнутся на этот номер и будут хихикать…

– Во всяком случае, я согласна с тобой в одном: статья о целлюлите – бездарная. Нам пытаются под любым соусом всучить электротерапию. В прошлом месяце журнал опубликовал рекламу, утверждающую, что применение электрического тока якобы позволяет «подтянуть грудь без операции».

– Ты отлично знаешь, что некоторые женщины все еще убеждены в том, что красота требует жертв… Полагаю, это те же самые, кого несколько месяцев тому назад смутило появление на страницах Vogue рекламы гигиенического тампона компании Tampax!

– О-ля-ля! Если ты опять за свое, о женской независимости, то это надолго… А мне пора убегать. Мы оставили мальчиков у мамы в Везине, и мне нужно отвезти им чистую одежду. Я измучилась от этой беготни. Правда, я без труда припарковала машину перед бюро, невиданная удача…

Как бы то ни было, в редакции Vogue спешить некуда. В данный момент выпуск журнала невозможен: после приказа о мобилизации от 2 сентября, касающегося всех здоровых мужчин в возрасте от 20 до 48 лет, Париж опустел, а ряды коллектива издательства поредели.

Мишель де Брюнофф родился 6 февраля 1892 г. То есть на момент объявления войны Германии ему 47 лет и семь месяцев. Благодаря некоторым поправкам, предусмотренным законами от 1 апреля 1923 г. и от 31 марта 1928 г., голосование за которые проходило в пацифистской атмосфере, отцам семейств автоматически предоставляется отсрочка от призыва. Как указано в его военных документах, главный редактор Vogue, являясь «отцом троих живых детей», переведен из категории, подлежащей мобилизации, в последнюю категорию второго резерва, иными словами, что он не должен быть призван в армию. С каким облегчением этот невысокий толстяк, ростом 169 см, раненный в бедро на бельгийском фронте в апреле 1918 г., смотрит, как от него удаляется призрак военной формы.

Вся его энергия необходима в Париже, где в жизни журнала, как и в Первую мировую войну, возникает масса логистических проблем: в первые недели сентября 1939 г. закрылись некоторые модные дома. Женщин призывают прийти работать на заводы, где рабочий график доходит до семидесяти пяти часов в неделю. Чтобы увеличить численность рабочей силы, обращаются к тем, кто недавно вышел на пенсию. Легковые машины, грузовики, автобусы, как и суда, реквизированы. Поезда в первую очередь перевозят на северо-восточный фронт солдат и продовольствие, оружие и оборудование. На почту нанимают людей, чтобы обеспечить связь через письма и посылки между семьями и мобилизованными.

В бюро Vogue умолк стук пишущих машинок. Кроме верной и работоспособной Соланж д’Айен, Мишель де Брюнофф может рассчитывать на помощь Томаса Кернана, американца, работающего в издательском доме Condé Nast, у которого в жизни две любви: Франция и медиахолдинг, где он трудится с 1925 г. В октябре 1937 г., в возрасте 37 лет, он был назначен генеральным директором издательства Condé Nast в Европе.

Что касается фотографии, то журнал по-прежнему пользуется услугами Андре Дюрса, что позволяет компенсировать урон от отъезда Хорста П. Хорста. Дюрс, француз по происхождению, родившийся в 1895 г., предлагает журналу снимки, отличающиеся странной притягательностью, в которых ощущается влияние эстетики художников-сюрреалистов. Свидетельством тому служит серия, снятая им для модных коллекций осени 1939 г., где манекенщицы позируют перед восковыми манекенами, созданными фирмой Siegel, с волосами, как будто охваченными огнем…

Невозможно не заметить в этих фотографиях влияния Дали, и здесь нет ничего удивительного: Андре Дюрс в самом деле один из 12 меценатов эксцентричного каталонца, коллекцией картин которого он обладает. Дело в том, что Дюрс не только талантливый художник, он – наследник приличного состояния, по слухам – владельцев заводов, выпускающих марсельское мыло, и вхож в самые богатые круги планеты. Фотография для него скорее страсть, чем средство к существованию.

По правде говоря, Vogue всегда привлекал художников и авторов из приличного общества, а когда у руля встали месье де Брюнофф и герцогиня д’Айен (проживающая на фешенебельной вилле Монморанси), эта склонность только усилилась. Иногда трудно было сказать, создан ли журнал для приличного общества или приличное общество работает на Vogue.

В новых условиях, навязанных «странной войной», команда в сокращенном составе делала все возможное, чтобы продолжить работу благодаря средствам, направляемым из США. Но, несмотря на усилия всего коллектива, в первые недели войны журнал выходить не будет. Правда, в декабре 1939 г. Vogue снова появится в розничной продаже с обложкой, нарисованной Бераром, на которой будут изображены две вязальные спицы в цветах флага Франции.

В этот раз целлюлит отошел на задний план, и тональность статей соответствовала ситуации. В тот момент, когда каждая французская семья обречена на жертвы, когда взгляд каждого обращен на восток, нелегко оправдать выпуск такого легкомысленного журнала, как Vogue. Каким бы невероятным это ни казалось, передовая статья, открывающая этот номер, тем не менее попыталась справиться с этой задачей:

Была ли необходимость в том – как, возможно, кто-то скажет, – чтобы в такие мрачные времена возрождалась фривольность?

Это значит говорить не по существу и не знать, что во Франции швейная отрасль по своей значимости занимает второе место после металлургии и что в ней занят миллион трудящихся. В одной только сфере высокой моды непосредственно работает более двадцати пяти тысяч человек.

Платье – это не только творение закройщицы и нескольких ловких портних. Сколько прядильщиков, ткачей, красильщиков, ленточников, кружевниц, позументщиков, кожевников, вышивальщиц, производителей пуговиц, сколько крупных заводов и мелких мастерских, сколько инженеров, химиков, рабочих и ремесленников работали вместе над одним этим платьем!

Так вот, если бы швейная отрасль снова дала работу такому количеству людей в наше жестокое время, это уже было бы успехом, с которым можно было бы себя поздравить.

Но возвращение к жизни Парижа может и должно дать больше. Говорят, что современная война должна быть всеобщей. Но что