«…Ради речи родной, словесности…» О поэтике Иосифа Бродского - Андрей Михайлович Ранчин

7) Поскрипывающем под подошвой. Помни:

010000001001 (12/3), М.

Часть 3, концовка.

1) Тростника. Пинаемая носком

0010100001 (10/3), М.

2) Жестянка взлетает в воздух и пропадает

0100101000010 (13/4), Ж, 1, 2Ам, дольник на основе Ам5 с пиррихием перед предпоследним иктом и усечением слогов перед третьим и последним иктами.

3) Из виду. Даже спустя минуту

1001001010 (10/4), Ж (при ударении «из виду»), 1, 2Да, 3, 4Хор или дольник на основе Да с усечениями; при ударении «из виду»: 0101001010.

4) Не расслышать звука ее паденья

00101010010 (10/4), Ж, 1, 4Ан, 2, 3Ям; при другой трактовке – дольник на основе 4Ан с усечением слогов при втором и третьем иктах.

5) В мокрый песок. Ни, тем более, всплеска.

10010010010 (11/4), Ж, дольник – Да4 с усечением на последнем слоге.

В стихе «Сан-Пьетро» обнаруживается очевидная упорядоченность. Во-первых, она проявляется в относительно устойчивом количестве ударных слогов: их число в строках варьируется от 2 до 5, при этом на все стихотворение, состоящее из 132 строк, приходятся всего только две двухиктные строки (приведенная выше «покрытого пузырьками» и строка «и т.д. стушевывается ввиду») и столько же шестииктных («в пиджаке на голое тело, в туфлях на босу ногу», «чтоб, мгновенье спустя, снова сделаться силуэтом»), причем во втором случае полноударность союза чтоб зависит только от следующей за ним запятой, обозначающей паузу. Абсолютно преобладают трех– и четырехиктные стихи, причем, по подсчетам А. Н. Андреевой,

при анализе ритмической структуры этого стихотворения в нем обнаруживается четкая метрическая доминанта: 50% текста занимают 4-иктные строки, и ритмическая инерция оказывается вполне уловима[646].

Количество слогов варьируется преимущественно в интервале от 10 до 13, отчетливо прослеживается метрическая основа: это все три разновидности трехсложных метров – дактиль, амфибрахий, анапест. Спорадически проступает также хореический метр: «Вечной, мелкой, бесцветной ряби» (101001010). Метрический рисунок анакрус и клаузул часто повторяется, клаузулы почти исключительно мужские и женские. Метрическая структура как бы проступает сквозь заволакивающие, пеленающие ее ритмические вариации – подобно венецианской архитектуре, палаццо и базиликам, чьи очертания смутно вырисовываются сквозь молоко и вату плотного, густого тумана. В метрической структуре иконически воспроизводится сквозной мотив текста: безвидность, неразличимость, размытость предметов, порожденная туманом, захватившим город.

Однако «размытость» метрики компенсируется упорядоченностью текста на других уровнях. Сам Бродский по этому поводу заметил:

Здесь вообще есть довольно много интересного. <…> [К]огда пишешь верлибром, должен быть какой-то организующий принцип. Тут – двойчатки по концам строф: либо буквальные, либо психологические. Вот: «не терракота и охра впитывает в себя сырость, но сырость впитывает охру и терракоту». Или: «в пиджаке на голое тело, в туфлях на босу ногу». Или двойчатка в виде рифмы: «чугунная кобыла Виктора-Эммануила». Это знаю я, но больше никто не знает. И такого там много внутри[647].

Попробуем обнаружить другие проявления этого «организующего принципа».

Как заметила Санна Турома, в «Сан-Пьетро» «строфический рисунок (stanzaic patterns) отличается от классических структур, обычно предпочитаемых Бродским». Стихотворение

состоит из трех частей, каждая со своим рисунком. В первой и второй части по три строфы, но количество строк в строфах различно. В строфах первой части, соответственно, одиннадцать, тринадцать и семнадцать строк, второй – двадцать семь, четырнадцать, двадцать семь. В третьей части две строфы – двадцать и тринадцать строк в каждой[648].

Однако нельзя ли найти в композиции этого поэтического текста определенные закономерности?

Итак, стихотворение состоит из трех частей, первая и вторая из которых, в свой черед, делятся на три строфы, а третья – на две, количество стихов в частях и строфах: I-1 – 11; I-2 – 13; I-3 – 17; II-1 – 27; II-2 – 14; II-3 – 17; III-1 – 20; III-2 – 13. Третья часть противопоставлена и первой и второй как состоящая из меньшего числа строк и строф. При этом первую и вторую часть соотносит равное число стихов в заключительных строфах, и в этом отношении обе эти части также противопоставлены заключительной, вторую строфу которой, однако же, сближает со второй строфой первой части также сходное количество строк – 13. Третья часть, таким образом, выглядит на фоне первой и второй как оборванная, незаконченная.

Тематически три части различны. Первую можно условно назвать пейзажной: она ограничена описанием венецианского острова Сан-Пьетро: колокольня, таверна, плитняк мостовой, бесшумно проплывающие автомобили (первая строфа); тень, пальто, раскрытые ставни, кладка стены, исподнее белье, человек, выходящий на улицу полуодетым (вторая строфа); силуэт почтальона, хлопья тумана, невидимая в его одеждах проходящая мимо красавица, фонари, конная статуя короля Виктора-Эммануила.

Вторая часть открывается обобщением, уже не относящимся лишь к венецианскому локусу («Зимой обычно смеркается слишком рано»); тема времени как бы закольцовывает первую строфу (суждение о зимних сумерках и упоминание о часах в начале и философическое суждение: «Настоящее, наше время / со стуком отскакивает от бурого кирпича / базилики, точно белый / кожаный мяч, вколачиваемый в нее / школьниками после школы»). Лирическое «я» представлено отчужденно, в третьем лице: «За сигаретами вышедший постоялец». Параллели с семантикой отчуждения, примеры стороннего описания этого «я» и даже его «овеществления», превращения в камень в других венецианских стихотворениях Бродского: «постоялец, несущий в кармане граппу, / совершенный никто, человек в плаще» («Лагуна», 1973 [III; 44]), «ненадежная кариатида, // водрузившая орган речи с его сигаретой / себе на плечи» («С натуры», 1995 [IV; 201]). Отчуждающая метафора я как кариатиды столь необычна, что Санна Турома при ее истолковании пришла к абсурдному выводу: Бродский здесь описывает именно скульптуру с дворцового фасада, приютившуюся рядом с совокупляющимися на карнизе голубями[649].

Вторая строфа второй части «Сан-Пьетро» отчасти описательная («портрет» венецианского палаццо), однако она содержит не только описание реального здания, но и мотивы отчуждения настоящего от прошлого («Только голые икры кривых балясин / одушевляют наглухо запертые балконы, / где вот уже двести лет никто / не появляется: ни наследница, ни кормилица»), непроницаемости былого для взгляда из нынешнего времени («И слепое, агатовое великолепье / непроницаемого стекла, / за которым скрываются кушетка и пианино: / старые, но именно светом дня / оберегаемые успешно тайны»). Третья строфа развивает мотив тишины, безмолвия, намеченный в конце завершающей строфы первой части: «В холодное время года нормальный звук / предпочитает тепло гортани капризам эха. / Рыба безмолствует; в недрах материка / распевает горлинка. Но ни той, ни другой не слышно». Если в первой строфе этой части упоминалось о слабости звука («Ровный гул невидимого аэроплана / напоминает жужжание пылесоса