Памяти солёная волна - Станислав Митрофанович Сахончик

Несколько раз эсминец подходил к танкеру с кормы, но толстые швартовы, заведённые с помощью линемёта, рвались, как гнилые нитки, а лопнувшие шланги обдавали полубак эсминца водой и мазутом. Но корме танкера и на баке корабля стояли моряки в спасательных жилетах, закреплённые шкертами на штормовых леерах. Надежда на успех таяла с каждым часом. Настал критический момент – в линемёте остался предпоследний заряд и всего два толстых полипропиленовых троса.

Улучив момент относительного затишья, эсминец приблизился к корме танкера. Негромко хлопнул линемёт, полетела выброска, таща за собой тонкий шкерт проводника и, наконец, попала на бак эсминца возле орудийной башни. Матросы быстро завели швартов, протянули шланги, дали давление. Заправка пошла. Моряки с замиранием сердца смотрели на трос, который то провисал, угрожая намотаться на винт, то натягивался до звона, готовый вот-вот лопнуть.

В напряжённой тишине, нарушаемой лишь свистом ветра, прошло полчаса, за которые никто на корме не произнёс ни слова. До окончания полной заправки оставалось ещё минут сорок, когда все увидели одинокую огромную волну, стеной идущую на корабли. Настоящий «девятый вал».

Эсминец взмыл на гребне волны, задрав к небу форштевень – так, что стало видно поросшее водорослями днище. Нос корабля, обвитый натянувшимися шлангами, как гигантский серый топор с пятнами ржавчины, навис прямо над кормой танкера.

Все, кто был на корме, судорожно вцепившись в леера, молча ждали своей участи. Эсминец, проломив корму и затопив машинное отделение, гарантированно отправил бы танкер на дно, и не факт, что уцелел бы при этом сам. Шансы на спасение были минимальны – в штормовом океане не спасся бы никто!

В это время форштевень «Комсомольца» резко ушёл вправо, шланги лопнули, обдав корпус эсминца водой и мазутом.

Швартов выдержал, но тут же из палубы танкера с леденящим душу скрежетом, сминая листы обшивки как бумагу, начал вырываться кнехт. Мощное швартовное устройство, намертво закреплённое на палубе, легко, как пробка из шампанского, косо взлетело в воздух и, снеся по пути несколько антенн на эсминце, бесследно кануло в беснующуюся пучину. Трос хлестнул по морякам боцманской команды и «припечатал» несколько человек к барбету носовой башни, Послышались крики о помощи. Однако обошлось без жертв, ушибы и вывихи были не в счёт. Танкер поднялся на гребень волны. Жалобно взвыл оголённый винт, и заскрипели шпангоуты, даже огнетушители сорвались с гнёзд.

Ни до, ни после этого я не видел и не слышал о подобном. Даже много повидавшие французы-ремонтники на заводе с удивлением качали головами, разглядывая громадную дыру в кормовой палубе, через которую было видно румпельное отделение.

Шторм неожиданно начал стихать, хотя мёртвая зыбь громадными холмами с белыми гребнями шла ещё около суток. Но дело было сделано – эсминец получил достаточно воды и топлива, чтобы дотянуть до острова Сокотры.

Через день, когда шторм окончательно стих и танкер на ходу произвёл дозаправку кораблей эскадры, на горизонте замаячили неясные очертания долгожданного острова. Океан был тих и спокоен, ничто уже не напоминало о прошлом шторме. Однако на кораблях заметно прибавилось работы: везде правили, сваривали, красили, подсчитывали ущерб. Больше всех досталось «Дальневосточному комсомольцу»: старый корабль получил множество вмятин на корпусе, заклинило часть дверей, погнуло фальшборт и половину лееров.

Стоянка на Сокотре была недолгой, и после короткого «косметического» ремонта танкер двинулся дальше, к берегам Европы. Однако ещё долго в кошмарных снах нас преследовал этот острый кованый форштевень с красной звездой и кровавыми пятнами красного сурика, неумолимо вырастающий над нами из морской пучины

Операция «Мисиписи»

Полуторагодичный рейс танкера «Владимир Колечицкий» заканчивался для экипажа не очень удачно. Ещё на подходе к Владивостоку нас предупредили, что долгожданных отпусков пока не предвидится ввиду каких-то там намечающихся флотских мероприятий.

Неприятные чувства ещё усугубили борзые таможенники, которые начали «шмонать» наши вещи, находя крамолу и контрабанду там, где мы даже и не подозревали перед выходом. Один такой орёл у меня в каюте объявил запрещёнными к ввозу половину моей коллекции пластинок и кассет. На мой резонный вопрос, почему этого не было в перечне запрещённых к ввозу предметов, с коим нас знакомили перед рейсом, таможенник что-то неразборчиво буркнул.

Тут уж такая злость накатила, нервы не выдержали, и я просто вывалил в открытый иллюминатор отобранные им пластинки и кассеты. Шумные всплески в ночной тиши за бортом засвидетельствовали прибытие груза по назначению.

Ошарашенный таможенник что-то завопил о последствиях типа лишения визы и прочих прелестях, ожидающих меня в будущем. Я только расхохотался в ответ: за последние три года я был дома только полтора месяца, изрядно одичал и превратился в настоящего морского бродягу. Пребывание в каботаже или стажировка на берегу в поликлинике явно бы не повредили и запутанным семейным отношениям. Так что иди, дружок, сам поплавай! Потом, разумеется, мне (и не только) перепало от помполита, но это уже было дело привычным.

В том, что нам фатально не везёт, мы лишний раз убедились, когда вместо праздничной встречи с оркестром на причале вспомогательного флота мыса Артур танкер поставили на флотскую нефтебазу на мысе Голдобина и начали заливать топливом пустые танки. Судя по наличию авиационного керосина, нам предстояло работать с авианосцами, а они близко не ходят.

И сход на берег разрешили только на пару дней, и получку не выдали. Но всё равно холостой народ завис по кабакам и пивным точкам, торопясь урвать свой кусочек свободы и наверстать упущенное.

На следующий день я заступил вахтенным помощником. С утра на судно повалило начальство – флагманские специалисты из штаба бригады во главе с комбригом, «чёрные полковники» из Морской инспекции и два капраза из «Пентагона» (штаба Тихоокеанского флота). Я проводил их в ходовую рубку. Задача у них была простая – обеспечить выход танкера на учения любой ценой.

Нам после длительного похода был положен планово-предупредительный ремонт в базовых мастерских, диагностика главного двигателя (начал барахлить), предстояла масса работы у электромеханика (неисправности главного распределительного щита), а в довершение всего ещё и не работали двигатели на четырёх спасательных шлюпках из шести (элементарно закисли и требовали переборки). Всё это можно было сделать за пару недель, но недель-то как раз и не было.

Вокруг капитана со старпомом на мостике начались сценки, слегка напоминающие ритуальные камлания шаманов с их плясками и заклинаниями, абсолютно не похожие на конструктивный диалог. Причём соло на бубне исполнялось командиром бригады. Капитан, на котором по выходе в