После Сталинграда. Семь лет в советском плену. 1943—1950 - Эдельберт Холль

следующих недель я занимался приготовлением смеси из воды, песка и глины, чтобы замазывать деревянные стены бараков. Кроме того, время от времени мне приходилось помогать в установке решеток. Я убежден, что наши далекие предки владели этим «передовым» методом работы еще 150 лет назад. В Германии человек вряд ли смог бы выжить, занимаясь такой работой. Тем не менее работа в лагере служила мне на пользу, несмотря даже на то, что мне каждый день приходилось много ходить.

Как и прежде, те немногие рубли, что мы ежемесячно зарабатывали, шли в общий котел. Когда мы делим деньги, я вспоминаю, что у меня до сих пор есть кошелек и карманы, где я могу их прятать. Мы уже успели усвоить, что вокруг воры, поэтому не позволяем никому чужому даже на долю секунды подсмотреть, что и где лежит. Самое плохое заключается в том, что Вольф никак не озабочен этим, и однажды я чуть было не сорвался, когда из-за невнимательности он лишился некоторой денежной суммы. Теперь же я думаю, что оно того не стоило.

Сегодня настал черед Вольфа отправляться в лазарет. У него поднялась температура, и медики подозревают воспаление легких. Боюсь, как бы и с ним не произошло худшее, как это случилось с Оттелем! Мы прощались с ним, не скрывая озабоченности; нам оставалось только надеяться, что он выздоровеет. Вольф похудел и стал похож на грабли в том смысле, что у него можно пересчитать ребра, однако он до сих пор сохраняет остроту ума.

Первоначальная неприязнь к нам со стороны хозяев лагеря с течением времени пошла на убыль. Они видели, что мы старались выполнять свою работу как можно лучше. Мы тоже старались по возможности придерживаться нейтралитета, так как в противном случае рисковали сделать себе только хуже. Я до сих пор решительно был настроен на побег, однако нога еще не до конца восстановилась после болезни.

В этом лагере лишь очень немногие были осуждены по политической статье. Они вели себя крайне осторожно и нарушали это правило лишь в том случае, если были уверены, что никто за ними не наблюдает.

В середине августа в лагерь вернулся Вольф. Совершенно случайно ему удалось перед убытием из больницы побывать на могиле Оттеля под номером А.36. Там, в больнице, все еще находились несколько немцев, в том числе и майор Фридрих Мюллер, инженер родом из Золингена, удостоенный дубовых листьев к Рыцарскому кресту Железного креста, а также капитан Рейнграбер из Восточной Пруссии. Оба получили по приговору по 25 лет по статье 58. О немецком враче докторе Мюллере Вольф сообщил, что он хуже, по сравнению с русскими докторами. Мюллер отказывался принимать у себя в бараке немцев и вообще старается держаться от них на дистанции. Он также приговорен к 25 годам за махинации с лекарствами в лагере для военнопленных.

Вот уже несколько дней, как я подготовил свои вещи к побегу. Несмотря на дурное предчувствие у Вольфа и у Оскара, я все же собираюсь бежать на пару с латышом. Я должен сделать это! Я уже столько лет не был дома! Я должен покончить с жизнью раба, что веду сейчас, и надеяться, и верить, что снова увижу мою родину. Но я не могу больше ждать, иначе просто сойду с ума, как многие мои товарищи.

Особенно удобной для осуществления наших планов нам показалась ночь 23 августа. Я поднялся около полуночи. Снаружи шел сильный дождь. Почти каждую секунду темнота освещалась ослепительной вспышкой молнии, и после каждой такой вспышки ночь казалась еще темнее. В этом мраке я не мог даже разглядеть свою руку у самого лица. Никогда прежде мне не доводилось наблюдать подобную бурю. Не скрываясь, я поднялся, надел шинель и пошел через едва освещенное помещение. Все в бараке забылись глубоким сном, в том числе и дневальный. Освежившись, я вдохнул полной грудью необычно чистый воздух. Внутри барака стоят такие запахи, что на них натыкаешься, как на стену. Я побежал под дождем к соседнему бараку, в котором спал Иван. Меня лихорадило от возбуждения. Здесь тоже дневальный спал прямо за столом. Я тихонько разбудил Ивана, который тут же проснулся. Я вышел из помещения и стал ждать его снаружи. Ночь разрезали всполохи молний. Вдруг послышались чьи-то шаги, и я ступил за угол от двери, чтобы остаться незамеченным. Дверь распахнулась, и оттуда вышел дневальный. За ним следовал Иван. Меня заметили. Дневальный спросил у меня, что мне нужно. Я ответил, что вместе с Иваном назначен на ночные работы на кухне. Для того чтобы не вызвать подозрений, я оставил свой мешок за дверью. Мы с Иваном направились к воротам. С левой стороны ворот была промоина, которая из-за дождей стала еще глубже. Если мы будем сохранять спокойствие, то нам удастся выбраться отсюда. Однако сейчас на ворота был направлен луч прожектора. Мы ничего не могли поделать. Быстро, как только могли, мы рванулись обратно к баракам. Одно было понятно в результате этой попытки: нам не удастся выбраться из лагеря. Часовые внутри и снаружи бараков дежурят слишком бдительно.

Ночной страж в бараке Ивана что-то заподозрил, так как нашел мой мешок. Тем не менее Иван забрал его и утром передал мне. Этим же утром Ивана допрашивали сотрудники НКВД[35]. Ночной дневальный донес на нас обоих. К счастью, он не знал моего имени, и теперь ищейки НКВД разыскивали хромавшего немца невысокого роста. Поскольку я уже не хромал, он забрал Зоммерфельда, который страдал той же болезнью, что была у меня. А Зоммерфельд ничего не знал о моих намерениях, так как несколько недель назад мы исключили его из своей компании за воровство. Я, как и Иван, сохранял спокойствие. Во время работ за территорией лагеря за нами обоими внимательно наблюдали. Вскоре Ивана неожиданно арестовали, обвинив по политической статье, а заодно и по подозрению в попытке побега. Мне даже не удалось с ним попрощаться.

В Советском Союзе отсутствует эксплуатация человека человеком

На следующем осмотре меня перевели во вторую рабочую группу, что означало, что мне снова придется работать за территорией лагеря. Меня назначили в бригаду Долгушина, дикую стаю, состоящую в основном из молодежи от 18 до 30 лет. Только несколько человек здесь старше этого возраста. Всего в бригаде 36 человек. Мы трудимся на подготовке подушки под железнодорожный мост, который будет построен через небольшую речушку в долине. К моей радости, в этой же бригаде оказался и Рупрехт Шолтиссек.