После Сталинграда. Семь лет в советском плену. 1943—1950 - Эдельберт Холль

И он с циничной улыбкой отошел, оставив меня стоять на месте.

Странная встреча в тайге

Почти закончился месяц май. Вот уже больше двух недель я работал в бригаде Ключникова в женском лагере. Здесь до сих пор останавливаются колонны грузовиков с литовцами, латышами, эстонцами и западными украинцами с территории, ранее бывшей в Польше, со скудными пожитками, направляющиеся на восток, к реке Лена. Этим людям в свое время давали по 20 минут на то, чтобы решить, согласны ли они принять колхозную систему или нет. Те, кто медлил, были причислены к неблагонадежным элементам, которым не положено проживать столь близко к государственной границе; поэтому они подлежали высылке[31]. Примерно две недели в том же направлении отправились транспортные колонны с боеприпасами, горючим и продовольствием. Грузовики были в основном трехосными, и водителями там были красноармейцы.

Наша работа была очень тяжелой и заключалась главным образом в том, что мы таскали длинные бревна, предназначенные для постройки бараков. Сейчас уже за полдень. Как всегда, после приема пищи нас сразу же снова отвели на работу. Своим топором, наверное самым тупым на свете, поскольку утром я не участвовал в борьбе за лучший инструмент, я снова рубил дерево.

Я не раз думал о той большой разнице между женщинами на родине и теми созданиями, что бродят здесь. Всего несколько минут назад одна из этих женщин обратилась ко мне с недвусмысленным предложением; похоже, они здесь озабочены только поиском мужчин. Она уже знала от русских, что я «немец», то есть выходец из Германии. Я продолжал работать и никак не реагировал на нее, пока она не ушла. Какими же отталкивающими могут быть люди!

В мою голову приходили и другие мысли. Стоило только взглянуть на людей, которые провели здесь годы, а некоторые из которых десятилетиями и более живут за колючей проволокой, как возникал вопрос: люди ли они или животные? Я пришел к выводу, что они представляют собой «людей с повадками зверей». Трудно понять и то, почему некоторые из этих несчастных, не обладающие достаточно крепким духом, порой готовы покончить с собой, как это вчера вечером произошло с женщиной-охранником на сторожевой вышке в лагере 206. Она выстрелила себе в голову, хотя ей и предстояло пробыть здесь менее 5 лет. В своей книге «За правое дело» Гроссман описывает, как где-то обнаружил немцев, принимавших пищу. Прислушавшись к их чавканью, писатель сравнил их со свиньями. Гроссман был прав во всем, за исключением лишь того, что он приходил не к месту, где размещались немецкие военнопленные, а в любую из русских заводских столовых или, быть может, в столовую для заключенных в русском лагере.

То, что мы наблюдаем каждый день в столовой, например шумные ссоры, переходящие в драку, у люка на кухне, через который подают еду, невозможно описать. Это было бы непонятно для любого нормального европейца. Я не видел подобных сцен даже в лагерях для военнопленных, где царил еще больший голод. А как обстоят дела на строительных площадках? Ничем не лучше! Бригадиры и «блатные» забирали себе двойные и тройные пайки, которые повара тайно готовили для них отдельно, так как получали от бригадиров деньги за бензин, который неведомыми путями попадает в лагерь. А нам, рабочей скотине, часто не выдавали даже того, что положено. В котел попало вовсе не все, что должно было туда попадать! Очень часто лагерное руководство получает с кухонь мясо, жир, масло, рыбу, макароны и другие высококачественные продукты. Конечный результат, естественно, в том, что широкие массы ничего этого не видели. Никто не осмеливался поднять бурю возмущения против всего этого, иначе от таких просто избавятся. Здесь правил деспотизм! Нормы выработки устанавливались такими же, как и мы, заключенными. Они же здесь работали бухгалтерами, мастерами и ответственными контролерами. Поскольку все они практически ничего не зарабатывали, им приходилось озаботиться тем, как бы добыть деньги другим способом, так как их запросы были относительно высоки – водка здесь стоила недешево! Широкие массы рабочей скотины голодны и хотели жить, и все их интересы были сосредоточены только на еде. А еда находилась в руках у бригадиров, которые могли назначить тебе больший процент выработки, по сравнению с тем, что тебе полагается, согласно нормам. Однако всю работу должен был проверить и подтвердить мастер. Бригадир мог заплатить лишь установленную сумму, а мог подтвердить ту работу, что на самом деле не была выполнена. Тем самым эта сумма тоже могла вырасти. Рабочий был счастлив уже тем, что получал ежедневно свои 450 граммов хлеба и с готовностью отдавал бригадиру большую часть заработанных денег, потому что в противном случае не увидит ни денег, ни еды сверх пайка! Поэтому, как правило, его месячный заработок не превышал 40–50 рублей.

Большинство счастливо, если удается раз в месяц купить буханку хлеба. Этот хлеб из того, что украден работниками пекарен, работающими за территорией лагеря. Трехкилограммовая буханка хлеба стоит от 10 до 20 рублей, то есть половину из заработанных денег. В каждой бригаде есть такие, кто отдает бригадиру все свои деньги. Взамен ежедневно они получают дополнительное к пайку питание, даже если совсем ничего не делают на работе. Это особо приближенные к бригадиру; у них часто гомосексуальные наклонности, и они всегда готовы предоставить себя в его распоряжение. Эти существа не работают, они целый день ничего не делают. И даже охрана ничего не может с этим поделать.

Если бы еще не было этих чертовых маленьких насекомых. С ними бороться просто невозможно; они заползают в каждую прореху в твоей одежде, чтобы добраться до твоей крови. Русские называют их «мошка». Они тысячами роятся вокруг нас. Просто невозможно работать на воздухе без шарфа, который должен быть обмотан вокруг шеи, так как в противном случае насекомые заползают в рот, глаза, уши и нос. Они могут довести до сумасшествия, руки у всех искусаны и покрыты многочисленными маленькими язвочками. Но никто не просит надсмотрщиков об освобождении от работы, так как ответ всегда будет один:

– Нужно работать, собаки!

В полдень температура колеблется между 30 и 40 градусами. Потом к вечеру резко холодает, настолько, что все с удовольствием надевают свои телогрейки.

Меня внезапно отвлекли от моих мыслей. Бывший польский гражданин, выходец с Западной Украины, работавший во время войны в Австрии и вернувшийся оттуда, стал выкрикивать мне:

– Камрад, здесь немка!

И я вдруг увидел неподалеку женщину-блондинку среднего роста и с голубыми глазами. Судя по ее виду, ей было примерно 35 лет.