После Сталинграда. Семь лет в советском плену. 1943—1950 - Эдельберт Холль

Было очень холодно. Вены на моих руках застыли от мороза. Среди похищенных у меня вещей были и рукавицы. Оттель отдал мне одну из своих. Мы находились в дороге уже более 14 часов. Конвоиры все больше свирепели. У меня затекли ноги от сидения в тесноте. Куда ни кинь взгляд, повсюду не видно ничего, кроме леса. Тайга здесь тянется бесконечно.

На рассвете мы наконец проехали через небольшое поселение. Наконец-то Каймоновский. Еще 3 километра, и мы остановились. Как же болели ноги после долгого пути тесно притиснувшись друг к другу! Нас принял новый конвой, и мы побрели по дороге вниз с небольшой возвышенности к лагерю. Огороженная забором территория, вне всякого сомнения, цель нашего путешествия. Короткая остановка у ворот лагеря, а потом каждого из нас вызывали, сверяясь с личными делами, и пропускали внутрь.

Как я вскоре узнал, мы оказались в 206-й колонне Ангарлага. В женском лагере. За исключением Курта Апиа, которого мы видели по дороге из грузовика шедшим в составе пешей колонны, мы здесь собрались все вместе. Помимо кухни и бани, здесь только два барачных строения. Нас временно поместили в летнем бараке, который до сих пор использовался как изолятор. Внутри было тесно, как в погребе, и, если бы мне раньше уже не приходилось ночевать в таких же дырах, я бы не поверил, что можно спать в помещении, где вместе с тобой находится так много людей. Тем не менее мы все поместились в нем и были рады хотя бы наличию крыши над головой, пусть даже дырявой, как и тому, что здесь была бензиновая печка. Не хватало воды, поэтому здесь ее добывали, выплавляя снег. Не было и туалета. У меня сложилось впечатление, что этот лагерь был построен не более года назад.

Русские часовые следили за тем, чтобы молодые заключенные не проникали в женский барак, но некоторым все же удавалось проделывать это ночью. С понятными улыбками они рассказывали о своих приключениях.

К моему удивлению, на вышках стояли охранники женского пола. Как мне объяснили, это тоже были заключенные, приговоренные к небольшим срокам. То же происходило и в мужских лагерях.

Несмотря на усталость, мне не удалось отдохнуть. Из-за отсутствия места в бараке я не мог заснуть. К тому же здесь были и насекомые. Утром 10 апреля мы прошли дезинфекцию и врачебный осмотр. Сам доктор не сказал нам ни слова, а его помощник, узнав, что мы немцы, преисполнился к нам ненависти. В полдень нас собрали у лагерных ворот и построили для назначения в рабочие бригады. К моему сожалению, нас разделили. Мютшеле, Корф, Бреске, Дерр и Менден попали в 209-ю бригаду, которая базировалась в 12 километрах отсюда. Гётц, Франке, Шрётер и я оказались с другими заключенными в 208-й бригаде. Как нам сказал конвойный, этот лагерь был совсем новым. С нами отправили тех, кто был приговорен по политическим статьям. Дорога, по которой мы шагали, почти полностью была покрыта водой. Ее проложили всего несколько месяцев назад, а до этого по этой земле вряд ли вообще ступала нога человека[28]. Молча, каждый погруженный в собственные мысли, мы шли по бесконечной тайге. Я снова вспоминал карту, которую видел в одном из кабинетов в Братске. Если ей верить, мы сейчас находились примерно в 400 километрах к северо-западу от северного берега озера Байкал. Если я собираюсь бежать, то единственным решением для меня будет попытаться добраться до Иркутска, а оттуда через Читу – в Маньчжурию. Но о том, как добраться туда, я пока не думал.

Здесь были женщины! Неожиданно на повороте дороги наш взгляд наткнулся на группу женщин, примерно 200 человек. Мы молча смотрели друг на друга, поскольку охрана запретила нам разговаривать. Здесь были представлены многие расы и народы. Молодые и старые, в одежде большей или меньшей степени потрепанности или даже в костюмах на подкладке. Большинство казались изможденными и запущенными, но некоторые из тех, что помоложе, выглядели довольно беззаботными и расспрашивали нас, откуда мы. Несмотря на запрет, некоторые заговаривали с женщинами, проходя мимо. Тогда между ними тут же, как бульдог, бросался старший конвоя. Есть ли среди них и немки тоже? По одежде мы не могли понять этого, потому что все выглядели одинаково.

Наконец мы дошли до лагеря. Этот лагерь и в самом деле довольно новый. Здесь не было ограждения, и, кроме караульного помещения, в котором живет комендант лагеря, стояли только две палатки. В первой уже жили порядка сотни человек, прибывших вчера из Харькова. Однако это не были политические заключенные. Большинство, к нашему сожалению, как нам показалось, были осуждены по политическим статьям, но были всего лишь обычными ворами. Среди них было и трое немцев (один из которых, Ханс Ремпельт, был насильно вывезен из Зибенбюргена[29] в Россию). Таким образом, всего нас, немцев, здесь стало семеро.

Условия проживания здесь были очень плохими, что типично для объектов «в развитии». Здесь не было кухни, и вместо нее использовался котел, установленный прямо под открытым небом. Не имелось туалета, и в этом качестве мы пользовались любым участком по нашему усмотрению. Не было бани, поэтому нам приходилось удовлетворяться обмыванием талым снегом. Воду для кухни доставляли на телеге, но ее явно не хватало. Пекарни тоже не было, и хлеб завозили из соседнего лагеря.

Помимо караульного помещения, все остальное еще предстояло спроектировать и построить. Нашей первой работой здесь будет постройка забора для самих себя, вокруг всего лагерного комплекса – ограда высотой 3,5 метра. Для нас это сложная и утомительная задача, очень мешал тающий лед. Все мы вчетвером, Гётц, Франке, Шрётер и я, копали ямы под основание постов охраны. Земля промерзла на глубину примерно метр и почти не оттаивала даже летом, ведь здесь рядом лес, и почти не проникал солнечный свет. Часто работу затрудняли и камни. В качестве инструментов рабочим выдали только ломы, кувалды и молотки, кирки и лопаты. Еды тоже было абсолютно недостаточно, и наши силы скоро начали таять. Поскольку приставленный к нам в роли контролера один из русских по фамилии Шларков воровал нашу еду, мы скоро вступили с ним в конфликт. Мы могли перейти в бригаду плотников, но и там для того, чтобы получить дополнительное питание, были установлены слишком высокие нормы.

Несмотря на тяжелый труд и плохое питание, я продолжал свои занятия по языку. Я старался записывать каждое новое услышанное слово и его перевод на немецкий, и,