Авангард и «Анархия». Четыре мятежных месяца самоуправляемого просвещения - Анна Бражкина

Результатом агитации Московской Федерации было образование в Москве целого ряда анархистских групп, носивших различные названия, как то: «УРАГАН», «АВАНГАРД», «БОРЦЫ», «СТУДЕНЧЕСКАЯ ГРУППА», группа «АНАРХИСТОВ-СИНДИКАЛИСТОВ», «КОММУНА МОРОЗОВА», «ДЕСМА» и другие.

Бо́льшая часть образовавшихся групп признавали Московскую Федерацию как центральную объединенную группу, другие же в состав анархистской организации не входили и Московскую Федерацию за объединенную группу не признавали.

Скоро, однако, стали ясны причины столь быстрого развития анархистских групп, занявших к началу апреля текущего года уже до 20 особняков: значительное количество членов анархистских групп никакого представления об анархизме как известном политическом учении не имело и, следовательно, не имело и тяготения к нему, а вступило в существующие уже группы или образовывало новые с исключительной целью получить возможность под прикрытием политической организации безнаказанно проявлять свои преступные наклонности к легкому и скорому способу обогащения. И действительно, одни группы в полном составе и всецело проявляли себя в этом направлении, образовав преступное общество для совершения краж и грабежей, другие имели в своем составе известный процент подобного элемента, выступавшего сепаратно или коллективно. К числу последних относится и «ЧЕРНАЯ ГВАРДИЯ», являющаяся исполнительным органом Московской Федерации, в составе которой были также лица, участвовавшие в налетах и грабежах.

Московская Федерация, поддерживая связь со всеми группами, входящими в общую организацию, знала о том, что деятельность некоторых из них носит указанный преступный характер, знала о том, что многие черногвардейцы, посылаемые для обысков и конфискаций, совершают кражи и грабежи. Более того, в Совете Федерации обсуждался вопрос о необходимости разоружения «ЧЕРНОЙ ГВАРДИИ», однако ни для ликвидации отдельных анархистских групп, входивших в организацию и занимавшихся грабежами, ни для очищения других групп от преступного элемента, ни для разоружения «ЧЕРНОЙ ГВАРДИИ» никаких практических шагов предпринято не было. Наоборот, двери анархической организации были широко открыты для всех до последних дней, и всякий, войдя туда и совершив преступление, чувствовал себя забронированным от преследования.

Наконец, преступная деятельность анархистских групп, терроризировавших население, привлекла внимание властей, и в ночь с 11 на 12 апреля с. г. все группы, не исключая и Московской Федерации, подверглись разоружению.

Усматривая в изложенных обстоятельствах дела признаки укрывательства Советом Федерации, в состав которой входили Лев ЧЕРНЫЙ и другие, лиц, принадлежавших к «ЧЕРНОЙ ГВАРДИИ», и Федераций, совершивших преступление, а также принимая во внимание, что черногвардеец Эдуард ПАВЕРЗИН[669], член Федерации Леонтий КРАСОВСКИЙ[670] и другие совершили кражи и грабежи, Следственный отдел постановил:

ПРИНЯТЬ настоящее дело для производства предварительного следствия по обвинению Льва ЧЕРНОГО, В. БАРМАША, Михаила КРУПЕНИНА, Абба ГОРДИНА и лица, именующего себя КОВКОЗОМ, в укрывательстве, а Леонтия КРАСОВСКОГО, Эдуарда ПАВЕРЗИНА и других членов Федерации и «ЧЕРНОЙ ГВАРДИИ», совершивших кражи и грабежи, – в совершении краж и грабежей.

Дело анархистов

Известия ВЦИК. 1918. 9 июня. № 117. С. 3

Cледственный процесс по делу анархистов закончился, и на будущей неделе материалы будут заслушаны в публичном заседании Следственной комиссии[671].

7 МАРТА – 1 ИЮНЯ 1918 Г.

глава № 12

ДОВОЛЬНО МЕРТВЫМ – ДАЙТЕ ЖИВЫМ!

Художники-анархисты против ленинского плана монументальной пропаганды

ИНФОПОВОД

Непосредственно в день погрома анархистов в Москве, 12 апреля 1918 г., Совнарком принял декрет «О памятниках республики», подразумевавший снос памятников царизму и установку нескольких десятков новых памятников героям революции (так называемый план монументальной пропаганды Ленина).

Судя по заметке Рогдая (Алексея Гана) в «Анархии»[672], первым эту идею еще в начале марта 1918 г. высказал в прессе Владимир Фриче[673]. И это были не пустые слова – в дальнейшем именно список из 56 памятников, составленный Фриче, был принят за основу ленинского плана монументальной пропаганды.

В начале 1918 г. Фриче вместе с П. П. Малиновским был сокомиссаром по имуществу республики и в первую очередь занимался памятниками Кремля, курируя также Кремлевскую комиссию (Комиссию по охране памятников). В состав этой комиссии 1 января 1918 г. было введено «Согласие художников „Изограф“», объединившее старшее поколение московских художников.

Вхождение «Изографа» в Комиссию по охране памятников (КОП) сохранилось в анналах нынешнего Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПИиК) в виде чудесной новогодней истории.

В ночь под новый, 1918 год, в гости к художнику Евгению Орановскому[674], заместителю Малиновского по КОП, явился некий представитель объединения московских художников «Изограф», официально предложивший сотрудничество. В результате этой встречи уже 1 января 1918 г. появилась такая бумага за более чем 50 подписями:

«В Комиссию по охране памятников искусства и старины при Совете рабочих и солдатских депутатов.

Профессиональный союз художников живописи, скульптуры, графики, декоративного искусства – Согласие художников Москвы „Изограф“, с одной стороны, осведомившись только в настоящее время о деятельности Комиссии при Московском совете рабочих и солдатских депутатов и, с другой стороны, не участвуя по ряду причин в „Совете по делам искусства“ и „Объединенном Комитете“, желает всемерно содействовать охране памятников искусства и участвовать в разработке и обсуждении всех вопросов художественной жизни Москвы в тесном контакте с Комиссией при Совете рабочих и солдатских депутатов, для чего предлагает выработать соответствующую форму представительства в Комиссию под председательством одного из Комиссаров при Совете рабочих и солдатских депутатов по охране памятников искусства и древностей».

Заявление подписали Э. X. Аладжалов, А. Е. Архипов, А. М. Васнецов, В. М. Васнецов, Н. А. Клодт, А. М. Корин, К. А. Коровин, И. П. Крымов, П. В. Кузнецов, С. В. Малютин, В. Н. Мешков, Л. О. Пастернак, Н. П. Ульянов, П. С. Уткин, Д. А. Щербиновский, К. Ф. Юон, М. Н. Яковлев, Е. В. Орановский, П. П. Кончаловский, С. Т. Коненков, В. А. Ватагин, C. Д. Эрьзя-Нефёдов, А. С. Голубкина, Ф. А. Малявин и другие[675].

И все-таки это заявление от «Изографа» было не первым документом группы, который художники направляли в правительственные органы. В 2019 г. на аукционе Литфонда был продан документ от «Согласия „Изограф“» за 27 подписями той же группы художников с жалобой на безвыходное материальное положение и просьбой о государственной поддержке. Адресат и дата в «Докладной записке» не проставлены, но, похоже, именно это письмо стало официальным основанием для дальнейших рабочих контактов Орановского с «Изографом».

Члены «Изографа» (около 80 человек) составили ядро работников отдела пластических искусств КОП.

Кроме плана монументальной пропаганды с его десятками новых памятников, комиссия Малиновского с осени 1917 г. продвигала ресурсоемкий проект по превращению Кремля в музейный городок – «Акрополь искусств и старины». Этот проект разработал сам Орановский. Но в марте 1918 г. в Кремль переехало правительство. КОП просила Луначарского «призвать правительство найти другое место для расположения, поскольку в условиях активного переустройства политической жизни государства пребывание правительства в Кремле несет в себе риск гибели памятникам истории и искусства». И Луначарский это предложение выносил на обсуждение Совнаркома в апреле 1918 г., но решение о том, что правительство должно разместиться в Кремле, осталось в силе[676].

Так или иначе, но широко распространенный миф, созданный Луначарским, о том, что в первый год с советской властью никто из художников, кроме футуристов, сотрудничать не хотел, не имеет под собой ни малейших оснований. Все было ровно наоборот.

На полгода раньше футуристов (в то время «анархиствующих») на теснейшее сотрудничество с Совнаркомом пошли все звезды старшего поколения московских художников.

Современные исследования о сотрудничестве среднего поколения художников и литераторов (символистов) с советской властью показывают, что звезды и этого поколения (Блок[677], Белый[678], Вяч. Иванов[679], Брюсов[680], Бенуа[681], Грабарь[682] и др.) оказались в тех или иных структурах советской власти одновременно с младофутуристами или раньше. Даже более умеренные соратники футуристов по «новому искусству» из Петрограда вошли в органы власти за несколько месяцев до них самих. Более того, старшее и среднее поколения с самого начала старались оттеснить младших от проектов, сулящих должности или госзаказы.

Тем временем сами авторы раздела «Творчество» газеты «Анархия» активно выступали против такого кулуарного развития плана монументальной пропаганды или работ над комплексом памятников Кремля. Художники-анархисты полагали несправедливым и вредным для искусства распределение госзаказов по принципу личных знакомств и симпатий. Они требовали демократического и сущностного подхода к вопросам культурного строительства и именно поэтому не спешили сотрудничать с Советами и большевистским правительством.

* * *

К слову сказать, этап плана монументальной пропаганды, намеченный на апрель – май 1918 г.,