Война, мир и книги - Валерий Валерьевич Фёдоров

военную власть, превратиться в полунезависимых царьков. Финансовая же база государства подтачивалась «скопидомским» подходом персов к богатству: вместо того, чтобы расширять денежную массу, цари царей предпочитали копить огромные суммы в золоте и серебре в своих сокровищницах… Персия пала! Но не из-за своих грехов или варварства, и не от того, что находилась на «неправильной стороне истории». Ойкумена уже тогда, в VI–IV веках до нашей эры, была не ареной битвы Добра и Зла. Она была «сложным многополярным миром, в котором находилось место не только греческой демократичности и философским озарениям, но и греческой же тирании и жестокости, не только персидскому чинопочитанию и деспотии, но и персидской же толерантности и либерализму».

Джеймс Скотт

Благими намерениями государства

М.: Университетская книга, 2005

Джеймс Скотт – крупный американский социолог, профессор Йельского университета (главного поставщика президентов США). Его исходная специализация – общества Юго-Восточной Азии: Индонезии, Малайзии и др., а сфера интересов – изучение взаимосвязи государственной политики (а также политики крупных глобальных корпораций) и интересов обычных людей и их сообществ. Одна из лучших его книг посвящена анализу того, как создавались и рушились крупные проекты преобразований общества на научной основе.

Скотт начинает с изучения печального опыта «научного лесоводства». Еще в XVIII веке в Германии сформировался «научный подход» к ведению лесного хозяйства. Он предполагал, что при условии упорядочения лесоводства лес можно превратить в источник постоянного и устойчивого дохода для его владельца. Для этого надо убрать из леса все «лишнее», превратить его, по сути, в фабрику по выращиванию древесины на продажу. А значит, разнообразие лесных пород надо заменить одной – самой высококачественной и быстрорастущей. Такая порода была найдена и внедрена (норвежская ель), что дало быстрый коммерческий результат. Весь лес следовало поделить на участки, контролируемые каждый своим лесником. Высаживать ель следовало в геометрически стройном порядке – правильными рядами… в общем, организованный «немецкий лес» – мечта планировщика, чиновника и коммерсанта! И такой лес очень быстро обрел огромное число могущественных поклонников – от Америки до Индии.

Увы, через несколько десятилетий выяснилось, что «научное лесоводство» – это не более чем опасная химера. Норвежская ель быстро растет, но так же быстро исчерпывает питательные вещества из почвы. Регулярная уборка леса, его чистка от всего лишнего нарушает оборот минеральных веществ, убивает почву. Геометрически правильные леса беззащитны перед ураганами. Однородные леса – легкая добыча для эпидемий и вредителей. Ну а коммерческая ориентация лесоводства наносит огромный ущерб местному сообществу, на протяжении веков использовавшему лес как источник разнообразных ресурсов. В конце концов от «научного лесоводства» пришлось отказаться, затратив при этом огромные средства на восстановление погубленных горе-учеными лесов и земель.

От научного лесоводства Скотт переходит к деятельности революционеров начала XX века в России и Германии, сравнивая подходы Ленина и Розы Люксембург. Ленин создал учение о партии профессиональных революционеров – авангарде пролетариата. Партия учит рабочий класс, воспитывает его, управляет им, готовит к революции. Революция – это война, класс – это армия, а партия – генеральный штаб. Кстати, профессиональные революционеры – это не рабочие, а интеллигенты, овладевшие революционной теорией (марксизмом). Сами рабочие до марксизма дорасти не могут, их потолок – лейборизм и профсоюзы. Подход Люксембург – альтернативный: партия должна учиться у рабочего класса, сотрудничать с ним на равных. Революцией управлять невозможно, ее можно только пытаться как-то направлять, не более того. Партия не может стоять над классом, она – его орудие, а не управляющий центр.

Опыт реальной революции в России показал, что права была Люксембург, а не Ленин. Все происходило не так, как планировала партия большевиков, а скорее наоборот. Ни один прогноз Ленина не сбылся: не партия управляла массами (и событиями), а массы и события увлекали за собой партию. Таков еще один пример тщетности расчетов на заранее спланированное, научное управление социальными процессами.

Подобных примеров Скотт разбирает еще много: коллективизацию сельского хозяйства в СССР и постколониальных странах Африки, механизацию сельского хозяйства на Западе, строительство искусственных столиц (типа Бразилиа) и др. Он называет подход, лежащий в основе таких действий – централизующих, бюрократизирующих, диктующих людям и природе новые, невиданные принципы жизнеустройства, высоким модернизмом. Среди его теоретиков и практиков – Ленин и Ле Корбюзье, чиновники Всемирного банка и колониальные власти, барон Осман и американские химические компании типа «Монсанто».

Скотт подробно анализирует обстоятельства возникновения высокого модернизма, его авторитарную природу, причины его притягательности. Он также выясняет, чьим интересам служит высокий модернизм: интересам политиков, интеллигентов, чиновников и инженеров. Увы, среди его интересантов нет ни рабочих, ни крестьян, ни мелких буржуа. Эти классы – объекты и жертвы высокомодернистских проектов преобразований, которые обречены на провал, но при этом всегда погребают под собой множество человеческих судеб и даже жизней.

Так что же, Скотт – типичный консерватор, противник всего нового и революционного? Ворчун, старик, реакционер?! И да, и нет. Автор противопоставляет великие квазинаучные теории, разрабатываемые единицами, повседневному творчеству огромных масс людей. И те, и другие преобразуют мир, однако вторые делают это хоть и медленно, но не авторитарно, с меньшими ресурсами и рисками. Скотт выделяет особый вид знания, отличный от научного, – практическое знание («метис»). Почему гениальный физик не может управиться с кораблем в шторм лучше, чем малограмотный, но опытный моряк? Потому что большинство областей человеческой деятельности требует не теоретических знаний, а навыков, получаемых посредством долгого опыта практических действий по принципу «попробовал – ошибся – попробовал снова – получилось лучше». Метис – знание обычно «молчаливое», невербализированное, это знание рук, а не головы, оно не общезначимо, но конкретно. Зато крайне практично! Критерий его ценности – успех его обладателя. В отличие от научной истины, которая сама по себе еще ничего не дает человеку, метис реально помогает ему делать свою жизнь лучше здесь и сейчас.

Элвин Тоффлер

Метаморфозы власти

М.: ACT, 2001

Американский футуролог, автор концепции «третьей волны» развития человечества (информационной, или постиндустриальной, сметающей предшествующие две – аграрную и промышленную), Элвин Тоффлер (1928–2016) в 1990 г. опубликовал развернутое исследование о том, как трансформируется власть на этапе цивилизационного перехода. Перемены, какими бы хаотичными и случайными они ни казались, носят, по автору, направленный характер. А значит, к ним можно подготовиться – и даже управлять ими!

Главная гипотеза Тоффлера состоит в том, что человечество постепенно переходит к новой цивилизации, и этот переход связан с перераспределением власти на всех уровнях – глобальном, национальном, региональном, корпоративном и проч. Сегодня «вся структура власти, скреплявшая мир, дезинтегрируется… гигантские