Давайте помолимся! (сборник) - Аяз Мирсаидович Гилязов

При каждой встрече с Виктором Дождёвым на ум сразу приходит Лена. Думаю-размышляю и вот к чему прихожу: а разве наши души, даже не познакомившись, не потянулись друг к другу? Хочу написать ей и всякий раз останавливаю себя, а возлюбленная красавца-парня Капустина беспрестанно грызёт моё сердце, клюёт его, словно беркут. Время от времени беседуем с Градобоевым, абсолютно не понимающий и не принимающий женских телесных измен, прямой, он наставляет меня: «Не пиши! Не марай душу! Ты разве не слышал рассказов о том, что вытворяли эти тётки, когда жили здесь, на зоне! Безумствовали они, комедии устраивали, не дай Бог присутствовать на таком спектакле! Соревновались, кто больше мужиков соблазнит, то с русским куролесят, то с немцем. Не чурались даже губошлёпов-китайцев!.. Три тысячи женщин непрерывно насиловали мужиков, коих было всего-навсего четыре сотни. Чёрные у них души-то, чернее некуда!» – капает на мозги он при каждой встрече. Иностранцы неприкаянные, печальные, им запрещено не то что переписываться, даже послать весточку кому-либо о том, что живы, для своей родины они конченые, безвозвратно потерянные люди. Наши потихонечку стали получать письма и посылки. А Градобоеву писем как не было, так и нет. А что может хорошего сказать о женщинах мужчина, изведённый ожиданием писем от жены? Николай Ильич за словом в карман не лезет, то новость какую-нибудь подкинет, то сальный анекдот расскажет. Вот такой, например: измождённый фитиль возвращается с работы, дорога проходит мимо женского барака. Фитиль – высшая ступень «доходяги», на зоне даже загадка такая была про фитилей: «тонкий, звонкий, прозрачный, имеет макаронную походку, кто это?»… Ну вот, фитиль идёт себе потихонечку, песочек из него высыпается, и вдруг видит, на крыльце барака сидит, раздвинув ноги, совершенно голая красавица, стройная, грудастая. Она останавливает фитиля: «Эй, мужик, обними меня, поиграем давай в уси-пуси!» У фитиля из глаз горючие слёзы побежали. «С радостью обнял бы я тебя, – отвечает фитиль, не в силах оторвать взгляд от больших колышущихся грудей, – да шурупы в суставах ослабли!» Намёк Градобоева понятен: «Эти зоновские подмётки готовы отдаться даже фитилям!»

Раз уж течение моей мысли направилось в сторону женской зоны, доведу некоторые умозаключёния и до вас, мои уважаемые читатели.

Если интересуетесь, о чём предпочитают беседовать мужчины, длительное время вынужденно разлучённые с женщинами, то я вам расскажу. Дело обычно бывает так. Голодные мужчины говорят только о еде. Когда сыт, тебя это не волнует, ешь-пьёшь, живёшь-процветаешь: к вечеру вроде бы даже забываешь, чем завтракал с утра. Но нет, как бы не так, оказывается, стоит только как следует проголодаться, как всё съеденное живо воскресает в памяти, дразня желудок, портя настроение! Всё, что когда-то было тяжким трудом заработано и затем съедено, всё, чем когда-то угощался, сваливается на тебя во всех подробностях: в цвете и аромате. Давайте теперь заглянем к сытым, удовлетворившим первейшую жизненную потребность мужчинам. Этим важнее всего выпивка, и только она. В какой стране, в каком городе делают самую лучшую водку, представители какого народа могут больше всех принять на грудь, или же, изрядно выпив, почти не опьянеть, все разговоры только об этом, воспоминания, замешанные на хмельном угаре. Даже замкнутые в голодное время тихони-молчуны, раздухарившись, вклиниваются в разговор, вечно голодное, ненасытное вороньё заливается сытым соловьём… А уж если в сытый желудок греховное питьё – водка попадёт? Затворки, за которыми прятались языки, распахиваются во всю ширь, у мужиков крылья отрастают, понурые головы поднимаются, размозжённые носы гордо взмывают вверх, раздавленные грузом прожитых лет грудные клетки распрямляются и подаются вперёд, кулаки высекают молнии. Языки развязываются, прежде не выдававшие и десятка слов за месяц гнусавые, заикающиеся, невнятно мычащие под нос тихушники превращаются в Цицеронов125! (Наверное, даже только ради того, чтобы увидеть подобное, стоило придумать водку!) Мужской разговор сворачивает на женщин. Кто кого обнял, где и как поцеловал. Кто какие подвиги, от которых восхищённо раскрылись рты у сверстников, совершил, когда ухаживал за девушкой, когда воровал невесту, сколько денег потратил на свадьбу, какие подарки подарил избраннице, какое множество народа опьянело за столом, какие песни горланили… Любовные приключения пересказываются в сотый, в тысячный раз, до мозолей на языке, пока окончательно не опротивеют, не опостылеют. Правду говорю, мужики, какими бы они ни были в трезвом виде умными и порядочными, испив «шайтаньей мочи», превращаются в хвастливых пустозвонов, туповатых фантазёров. Они якобы отважные, непобедимые, сильные, всегда добивающиеся своего герои… Я долго не мог понять секрет этого перерождения, да и сейчас не до конца смогу объяснить. Обмороженный зэк – это наполовину свинья, наполовину обезьяна. Вряд ли отыщется в целом свете мужчина, ни разу не говоривший о женщинах, не возносившийся до небес, сопоставляя и оценивая горячо любимого себя и женщину. Не чужды разговоры о женщинах и фитилям. Без этого нельзя, без этого невозможно, мужчине не прожить без обсуждения женщин, без рассказов о тех, кого долго не видел, по кому жутко соскучился. Нужно отметить, что фитили, беднота всегда высказываются о женщинах хвалебно, в превосходной степени. «Ах, какая же добрая у меня жена! – начинает кто-нибудь, – а как она замечательно готовила… А как ароматно пахло выстиранное ею бельё…» – не могут они остановиться. Фитиля никто не слушает, авторитета-то нет, но он и в этом случае не смолкает, уперев взгляд в потолок, рассматривая кривые тропинки, проложенные клопами, знай себе талдычит о своём. Голодный мужик ставит знак равенства между едой и женщиной, но он скучает только по женщине-кормилице, по искусной стряпухе, хранительнице домашнего очага, воспитательнице. Из голодного рта никогда не услышишь восторгов по поводу загадочного женского тела, волшебной груди, тонкой гибкой талии, раскачивающегося, словно детская колыбель, тугого зада. Голодный мужчина тоскует только по еде, ежесекундно его желудок мучительно бурчит, мысли о пище болезненно терзают мозг, все речи голодного сводятся лишь к одному. «О, – говорит один, приклеившись к стене, – какие вкусные пельмени варила моя жена! Пирожки с капустой, хрустящие блины размером со сковородку, лапша, затируха, копчёные рёбрышки, вяленая гусятина…» Какое великое множество ароматов, вкусов и названий блюд хранит человеческая память! Наряду с неотвязными воспоминаниями о еде голодные, истосковавшиеся по богатым застольям, по кухне, меняющейся в зависимости от времени года, мужчины так же сильно скучают и по своим преданным жёнам. И сердца тех, кто не умеет тосковать, тоже постепенно оттаивают, если увидишь, как на подёрнутых влажной дымкой глазах заиграют, заблестят лучи заходящего солнца, знай – этот мужчина в тоске, он скучает! В мужские сны на зоне жёны бессчётное количество раз являлись серебристыми ангелоподобными бабочками, порхающими