Император Николай I - Александр Николаевич Боханов

эскапады английской прессы и выпады отдельных политических деятелей не отражались на стойком желании Николая I добиваться сближения с Лондоном. В 1835 году через находившегося в Петербурге лорда Б. Сеймура Император передал английскому правительству предложения, направленные на разрешение англо-русских противоречий.

Суть их сводилась к следующему. Христианские балканские народы образуют собственные государства, Константинополь переходит под власть России или становится свободным портом под международным контролем, Египет и Крит переходят к Англии, Турция превращается в национальное государство в Азии. В Лондоне эту разумную программу проигнорировали. Правящие круги Великобритании, загипнотизированные мифической «русской опасностью», упустили важный шанс англо-русского сближения.

Император с озабоченностью, но больше с удивлением наблюдал за неослабевавшей антирусской истерией в Англии. В 1838 году написал: «Замыслам англичан против нас нет мер, и если исполнение в этом останавливается, то это не от чего иного, как от бессилия нам вредить».

Невзирая на английские настроения, Николай Павлович все-таки надеялся, что здравый смысл в отношениях двух крупнейших империй возобладает. Потому и попытка 1835 года оказалась не единственной. В Петербурге настойчиво и последовательно пытались искать пути к сближению. В 1838 году послом в Лондон был назначен Ф. И. Брунов (1797–1875), снискавший в России звание «англомана», которому Царь поставил задачу: искать пути сближения с Лондоном.

Посол старался как мог, но заметного улучшения не наступало. Правда, в 1843 году удалось заключить англо-русский торговый договор, но каких-либо ощутимых сдвигов на политическом уровне не произошло. На берегах Туманного Альбиона вплоть до начала XX века господствовали стойкие и резкие антирусские настроения, выразителем которых неизменно оставалась «прилежная ученица лорда Пальмерстона[135]», самый известный британский монарх – Королева Виктория (1819–1901).

Виктория I Александрина стала «Королевой Великобритании и Ирландии» (так звучал полный титул, украшенный в 1876 году еще и титулом «Императрицы Индии») в возрасте 18 лет, в 1837 году, и занимала Английский Престол до 1901 года.

К слову сказать, свое второе имя «Александрина» она получила в честь русского Царя Александра I, который после разгрома Наполеона являлся «кумиром Европы». Ее отец, сын Короля Георга III, герцог Кентский (1767–1820), почитал Русского Царя как величайшего монарха…

Как только Виктория оказалась на Престоле, Царь сразу же проявил к молодой Королеве знаки внимания, отправил на ее двадцатилетие своего старшего сына, Наследника Александра, посылал теплые послания. Однако в Лондоне к России относились настороженно, а многие и враждебно.

«Правительство Её Величества» было уверено, что Россия непосредственно угрожает не только заморским владениям, но и самой метрополии. Это был полный абсурд. В ноябре 1838 года в письме И. Ф. Паскевичу Император обронил: «В Англии, говорят, укрепляют берега против нас! Каковы дураки?»

Царь считал, что необходимо лично встретиться с Королевой и тогда, может быть, удастся убрать недоразумения, развеять предубеждения. Несколько раз он намекал на свое желание приехать в Лондон, но Виктория и английское правительство не реагировали. Наконец он прямо сказал английскому послу в Петербурге, что желает «нанести визит Королеве». Королева призналась своим приближенным, что «не желает этого визита». Неизвестно, сколько бы времени еще продолжалось ожидание, но Царь, как решительный и прямой человек, решил взять это дело в свои руки.

Утром 22 мая 1844 года Нессельроде сообщил английскому послу в Петербурге Т. А. Блумфильду, что «12 часов назад Его Величество выехал из столицы и направился в Лондон». Его сопровождали граф А. Ф. Орлов и граф В. А. Адлерберг. Посол потерял дар речи, а придя в себя, немедленно послал с нарочным сообщение правительству.

Царь опередил дипломата, отправив заранее своего курьера к послу Брунову с сообщением о своем прибытии в Англию 1 июня. Николай Павлович демонстративно нарушил протокол, решив поставить англичан перед свершившимся фактом. Ведь не смогут же они отказать в приеме правителю огромной Империи!

Ночью с 1 на 2 июня Русский Царь прибыл на датском пароходе в порт Вулич в устье Темзы и в сопровождении небольшой свиты через час уже был в посольской резиденции, хотя Королева распорядилась (Брунов сообщил новость) подготовить апартаменты в Букингемском дворце. Когда только забрезжил рассвет, супругу Виктории, «Принцу-консорту»[136] Альберту (1819–1861), принесли записку от Императора, в которой он уведомлял о прибытии и просил сообщить, «когда Ее Величество сможет меня принять», особо подчеркнув, что «чем раньше, тем лучше».

Королевская Семья была, как бы сейчас сказали, в «шоке». Нарушить все протокольные нормы, будить Монарха и ее супруга ночью и требовать встречи, причем почти немедленной! С подобным отношением Виктории еще не приходилось сталкиваться. К тому же она находилась на седьмом месяце беременности, а хлопоты вокруг приезда Царя только усиливали ее плохое настроение.

Но правила теперь определял Самодержец. Утром в посольство приехал приветствовать Царя Принц-консорт, а днем на ланч Император был приглашен к Королеве в Букингемский дворец.

Церемониймейстер Британского Двора сэр Чарльз Муррей в тот день записал в дневнике: «После обедни, в половине второго, Император со Свитой приехал во дворец, и Королева приняла его в Мраморном зале, окруженная своим двором. Он очень грациозно поклонился, поцеловал руку Королевы и, предложив ей свою руку, повел ее во внутренние апартаменты».

Царь провел в Англии восемь дней. Бывал на скачках в Аскоте, на нескольких аристократических приемах и балах, без всякой охраны и свободно посещал такие места, как зоопарк и магазины, свободно общался с публикой. Подобное демократическое поведение совершенно не соответствовало распространенным в Англии представлениям о Царе, которого немалое число людей представляло каким-то азиатским чудовищем.

Он был всегда безупречно одет, почти всегда в гражданское платье, в совершенстве владел английским языком, а манера его поведения, голос, осанка свидетельствовали о том, что это – джентльмен. Царь был чужд чванства и спеси, а с приставленными к нему англичанами, в том числе и низших рангов (паж, камердинер), здоровался за руку, что для них являлось потрясением. Английские же господа никогда подобного не делали!

Никаких выпадов против Царя не произошло, хотя английская полиция и высшие должностные лица их опасалась: в Лондоне немало обреталось эмигрантов из Польши, сеявших ненависть к России и ее Монарху. Лишь во время скачек в Аскоте в задних рядах публики было поднято несколько транспарантов, на которых Николай I клеймился как тиран, «хуже Нерона и Калигулы». Да еще в Холборне состоялся митинг, на котором присутствовало, по сведениям газеты «Таймс», около 1200 человек. Никакого заметного впечатления на публику эти акции не произвели. Русский Царь оказался «героем лондонского сезона».

После скачек в Аскоте 4 июня Царь подозвал распорядителя скачек и выразил намерение назначить ежегодный приз своего имени в 500 фунтов стерлингов (в пересчете на рубли – около 15 тысяч). Это решение произвело в