Император Николай I - Александр Николаевич Боханов

служащий мог иметь (и имел в действительности) любое родовое происхождение: тут «состав крови» ничего не определял. Однажды, отвергая намеки на «засилье немцев», Император заявил: «Они честно мне служат!»

Наверное, никто не удостаивался такого количества критических стрел, как один из самых известных государственных деятелей Николаевского царствования – граф Карл Васильевич Нессельроде, которого тоже числили «немцем». Его карьера удивительна и неповторима: в 1816 году, в возрасте тридцати шести лет, он возглавил Министерство иностранных дел и оставался руководителем этого влиятельного ведомства сорок лет! Такого министерского «долголетия» история не знала ни до, ни после. В 1845 году он удостоился редчайшего высшего звания по Табели о рангах – государственного канцлера[133].

Нессельроде по своему происхождению не принадлежал к числу родовитых. Он родился в Лиссабоне (Португалия), говорили даже, что на борту судна. Его отцом был немец Вильгельм Нессельроде, состоявший на русской службе и исполнявший должность российского посланника при португальском Короле. Матерью же его была еврейка, принявшая христианство. Карл Нессельроде наполовину был евреем, что совершенно не помешало ему сделать изумительную государственную карьеру в стране, которую тенденциозные авторы до сих пор стараются изображать чуть ли не главной «притеснительницей евреев».

Карл получил образование в Германии и в первое десятилетие XIX века служил на второстепенных ролях при русских миссиях в Берлине, Гааге, Париже. В эти годы шустрый молодой человек знакомится с австрийским министром иностранных дел К. Меттернихом; возникает взаимная симпатия. У Нессельроде «симпатия» быстро переросла в «обожание», которое он пронес через всю жизнь. Не изменил своего отношения даже после бесславного падения Меттерниха в результате мартовской революции 1848 года в Вене.

Нессельроде удалось не по должности, а по родству войти в высший круг петербургского света. В 1812 году он женился на Марии Дмитриевне Гурьевой (1786–1849) – дочери министра финансов (1810–1823) графа Д. А. Гурьева (1751–1825). Его теща, Прасковья Николаевна, урожденная графиня Салтыкова, была одной из влиятельнейших столичных дам.

Николай Павлович получил министра Нессельроде в «наследство» от старшего брата. Неприязни к нему не испытывал, но и личной симпатии не было. Нессельроде бывал на царских дворцовых вечерах, приглашался много раз к столу, как остроумный собеседник нравился Императрице Александре Федоровне, которая нередко с ним «оживленно болтала». Однако стать «своим» у Императора ему не удалось.

У Николая Павловича были люди из числа высших государственных служащих, которых он считал «друзьями», с которыми вел переписку и встречался всегда с большой душевной радостью: И. Ф. Паскевич, И. И. Дибич, П. Д. Киселев, А. Ф. Орлов. С Нессельроде все выглядело иначе. Самодержец ценил в нем то, что всегда считал великой служебной добродетелью, – исполнительность и аккуратность.

Долгое присутствие Нессельроде в высших коридорах власти объясняли разными причинами, говорили, что он нравится своей «услужливостью», что он оставляет собственное мнение за порогом царского кабинета. Подобные суждения не являлись беспочвенными. Однако Монарху требовались на ведущих постах не просто безропотные исполнители, но умные, знающие советники.

Нессельроде и был из числа таковых. Он обсуждал совершенно откровенно различные вопросы международной политики, но прекрасно знал азбучное правило монархизма: мнения и суждения имеют значение лишь до тех пор, пока свое мнение не сформулирует Самодержец. Далее надо только исполнять. Нессельроде и исполнял в точном соответствии с Высочайшей Волей. Министр никогда не вел своей закулисной политики, не был замешан в придворных интригах, что только повышало его авторитет в глазах Императора.

Нессельроде всегда называли главным «австрофилом» в России. Это была правда. Он никогда особенно этого и не скрывал, но не существует ни одного свидетельства, что его близкие связи с политическими кругами Вены хоть единожды определили внешнеполитический курс. Все утверждения о том, что министр иностранных дел России был «австрийским министром при Русском Дворе», не имеют никакого предметного обоснования. Союз с Австрией поддерживался главным образом представлениями и обязательствами Императора, а отнюдь не убеждениями министра иностранных дел.

Безропотно выполняя волю Монарха, Нессельроде лично не был согласен с целым рядом внешнеполитических шагов России. Ему были не по душе попытки сближения с Англией в конце 30-х – начале 40-х годов, заинтересованность в турецких делах и главное – курс Императора на защиту православных на Ближнем Востоке. Все это не могло вызвать одобрения Нессельроде. Однако он всегда делал порученное дело с истинно немецкой аккуратностью и тщательностью, не позволяя давать выход собственным чувствам.

Лишь один раз Нессельроде «восстал»: связано это не с международными проблемами, а с делами, так сказать, семейными. В 1836 году жена Мария Дмитриевна, как утверждали в свете, «устроила мужу сцену» за то, что не получила высочайшей милости – звания статс-дамы. Нессельроде, обожавший супругу, набрался смелости и обратился с личной просьбой к Императору.

Передавали даже, что он якобы «угрожал отставкой» в случае неуважения его просьбы. Это утверждение кажется невероятным, учитывая, что на Николая Павловича нельзя было «надавить»; его можно было только упросить. Так или иначе, но в апреле 1836 года графиня Нессельроде была назначена статс-дамой…

Император спокойно относился к антирусской риторике в некоторых западных столицах, прекрасно понимая, что главный центр антирусских инспираций находится не где-нибудь, а именно в Лондоне.

Почти все тридцать лет своего царствования Николай I стремился установить с Великобританией если уж не дружеские, то взаимно уважительные и доверительные отношения. Россия много раз демонстрировала свою готовность вести переговоры, заключать обоюдовыгодные соглашения. Петербург письменно и устно заверял западных партнеров, но в первую очередь Великобританию, что не имеет никаких экспансионистских планов, что не собирается «поглощать» Турцию, что в мыслях даже не имеет угрожать британскому владычеству в Индии.

В 1838 году русскому послу в Лондоне была послана особая инструкция по этому поводу. Послу предписывалось самым категорическим образом заверить британское правительство, что ни при каких условиях Россия не будет нападать на Индию. Мало того. Там предлагались и меры по обоюдоприемлемому решению всей огромной Среднеазиатской проблемы, которая в то время еще не вошла в сферу влияния ни одной из великих держав. Россия готова была признать принцип нейтрализации этого района.

«Правительство Империи убеждено, – говорилось в инструкции, – что Центральная Азия столь богата, что она может быть открыта для коммерческой деятельности всех наций, которые будут там вести честную и открытую конкуренцию».

Николай I понимал, что для поддержания прочного мира и укрепления позиций России требуется взаимопонимание с Англией, мощнейшей экономической державой того времени. Было очевидно: если Российская империя желает обеспечить себе долгосрочную мирную перспективу, прочное геополитическое положение, то взаимопонимание с Британией необходимо. Как в 1844 году Император выразился в беседе с премьер-министром Великобритании Р. Пилем (1788–1850)[134], «я очень высоко ценю Англию, и меня совершенно не интересует, что скажут обо мне французы».

Антирусские