Сделка - Лисса Джонс

одну совершенно невозможно. Теплые мужские руки медленно ложатся на талию, обжигая даже сквозь водолазку, и чертова дюжина мурашек несется от затылка до поясницы, заставляя тело дрожать от предвкушения.

Расплавленный металл его глаз превращает тело в желе, уничтожает способность мыслить связно. Слова сейчас – сущая бессмыслица, но от волнения они все же слетают с губ, вызывая его легкую улыбку.

– Иван Сергеевич… Он просил передать, что оставил тебе на столике…

Мы не смотрим на тот столик – крохотный столик у старого кресла, где на изысканном подносе из стекла стоят коллекционные роксы с лимонной настойкой.

Взгляд опускается на его губы. Меня едва не потряхивает на месте. Он ведь не мальчик-ровесник. Я подошла, но… Как?.. Что нужно?.. Ватные руки болтаются вдоль тела, голова отказывается соображать, а все, что понимаю: я никогда и ни с кем ничего подобного не испытывала.

– Я понял. Но я за рулем.

Обволакивающий голос одновременно успокаивает и волнует еще сильнее; ладони медленно путешествуют по моей спине вверх-вниз, заставляя кожу плавиться; под водолазкой капля пота, щекоча, бежит по позвоночнику. А он надавливает на спину сильнее, требуя прогнуться и прижаться к нему. Животом ощутить контрасты женского и мужского тела.

Чистейшая сталь и мягкий шелк.

– Еще по поводу чертежей… —Давлюсь воздухом, когда он одним рывком окончательно прижимает к себе. Горло сохнет от ощущения жара и скрытой, удивительным образом контролируемой силы, исходящую от него почти волнами.

Дышать. Надо дышать.

– Ты правда поможешь?

Отомри-отомри-отомри, Никольская. Ты же не такое бревно, каким сейчас прикидываешься.

– Да.

– Почему? – Неуверенно. Робко. Касаюсь кончиками пальцев округлых мышц на плечах. Веду выше – к крепкой шее. И вниз – по каменным мышцам рук.

Слежу за собственными руками. За тем, как плотная ткань рубашки мнется от изучающих движений. Млею от ощущения его напряжения.

– Почему нет? – Витя позволяет рассматривать себя, дает возможность привыкнуть к его телу, возможность обвить его шею руками, раствориться в его объятиях.

Нет ничего, кроме обоюдного желания сдаться друг другу.

– Потому что только идиотка поверит в бескорыстную помощь в таком деле, – тихо-тихо, куда-то в его солнечное сплетение выдыхаю. Кончиком носа к основанию шеи прижимаюсь, а он все так же неторопливо гладит по спине, отчего еще сильнее хочется извиваться ласковым котенком в его руках.

Слова – чуть сбивчивый шепот.

– Я не идиотка. Это время. Силы. Ресурсы, которые ты не восполнишь. Никак не вяжется с предположением о том, что мы всего лишь…

Не могу сказать «хотим друг друга». Потому что это не так. Я точно знаю – это не одно желание. Вернее, это оно, но не только.

Зарываюсь в жёсткие вихры густых волос, и коленки подкашиваются от тяжелого горячего выдоха в макушку.

– Это амбициозный проект. Меня такое цепляет. Считай, моя очередь волонтёрить.

Одна ладонь все еще неторопливо скользит к поясу джинсов, ласкает поясницу под водолазкой, но не ниже. И это становится похоже на пытку. Хочется ощутить на себе эти прикосновения, хочется почувствовать руки, сжимающие бедра и ягодицы, услышать его сбившееся дыхание, почувствовать, как необходима ему. Хочется видеть, как этот мужчина может терять контроль.

Пожалуйста…

Тяга к нему усиливается, жар охватывает, но все это так не похоже на то, что было с Каем. Этот жар сгущается, он словно… Словно огонь трансформируется в жидкое пламя, становится тягучей лавой. Лава кипящими потоками устремляется вниз живота, и белье становится влажным.

Я хочу его.

Желание выжигает все на своем пути. Желание подобно неотвратимости. И если так выглядит страсть, то впору сгореть в ней. И абсолютно неважно, что будет после этого сентября.

– Подними голову, Василиса.

Он несильно тянет прядь волос вниз. Лицом к лицу. Столкнуться со взглядом, подернутым туманной поволокой, заметить дернувшийся кадык и приоткрывшиеся губы.

– То есть… теперь… – Последние слова выдыхаю в рот: – Ты будешь работать на меня.

Глаза закрываются, тьма со вспышками света уносит в мир, где чувственность правит балом. В мир, который едва только приоткрыл для меня дверь.

– Даже не на твоего отца? – Горячий выдох и скольжение его губ на моих. – Ты отказывалась управлять людьми сейчас, если правильно помню?

Горячий рот прижимается к моей шее, вырывая возмущенный вздох.

Зубы прихватывают нежную кожу над пульсирующей жилкой, кончик языка, надавливая, вырисовывает крошечный круг, распаляя еще сильнее. Витя проводит языком вдоль шеи прямо до ткани низкой горловины, оставляя влажный след на горящей коже, – а воздух холодит место ласки, заставляет трястись от контрастов температур.

Мои руки хаотично путешествуют по плечам, спине, волосам. Жарко. Словно кислород в комнате раскаляется вместе с нами.

Поцелуй меня.

Я вспыхну синем пламенем прямо сейчас, если он продолжит эту дурацкую игру. Цепляюсь за его плечи, а под закрытыми веками взрываются фейерверки. Откинув голову назад, прогибаюсь сильнее навстречу ласке.

Его бёдра подаются вперед, вжимаются в мои. Чувство от возбужденного члена, толкнувшегося в живот, воспламеняет, как спичку.

Нет так. Поцелуй по-настоящему.

Обиженно дергаюсь, но тут же в бедро с силой впиваются его пальцы, а притворно-строгое «не торопись» сопровождается слабым шлепком по заднице.

– Ну не-е-ет… – кажется, так я всхлипывала только в детстве.

– Что именно «нет», милая?

Милая.

И столько нежности в тихо-интимном тягучем голосе, столько затаенного желания в охрипшем баритоне. Бедра невольно сжимаются, тело само выгибается в потребности потереться о него. Я готова прямо сейчас толкнуть его к столу и заставить поцеловать по-настоящему. Эта игра слишком затянулась. Чертов любитель довести до белой горячки!

– Поцелуй меня… Сейчас же.

Довольная улыбка – последнее, что вижу перед тем, как его губы наконец-то накрывают мои.

Сначала он поддразнивающе ласкает кончиком языка нижнюю губу, быстро очерчивает контур, оттягивает, всасывая, совсем не касаясь зубами. И пусть в живот отчетливо, жарко упирается бугор под брюками, он явно лучше меня умеет контролировать собственное тело.

– Ты что, пила?

Да и мое тело он тоже контролирует куда лучше, чем я.

Тихий стон наслаждения. Зубы смыкаются сильнее. Витя прикусывает по-настоящему и тут же проводит кончиком языка по месту укуса, отправляя сердце в сумасшедшую гонку, заставляя кровь шуметь в ушах.

– Василиса?

– М-м-м… – ничего более связного выжать из себя не получается.

Совсем чуть-чуть. Иван Сергеевич перед уходом дал попробовать вишневую настойку. Терпкая, как выдержанное ягодное вино. Я сделала пару глотков.

– Между прочим, пить в гостях у малознакомых людей весьма опрометчиво с твоей стороны.

Поднимаюсь на носки, чтобы ответить. Также обвести изгиб нижней губы – его губы сухие. Горячие. Твердые. Такие, что нет сил оторваться, и хочется еще сильнее и глубже.