Операция «Барбаросса»: Начало конца нацистской Германии - Джонатан Димблби

Оборонявшие Киев советские армии сражались с самоотверженностью, доходившей до фанатизма. На одном участке фронта экипажу танка Т-34, выведенного из строя огнем немецкой артиллерийской батареи, удалось выбраться наружу через башню. Вместо того чтобы поднять руки и сдаться, танкисты достали свои пистолеты и, понимая безнадежность своего положения, открыли огонь по подбившей их батарее. На другом участке немецкая пехота была ошеломлена «безумной и отчаянной атакой кавалерии, скакавшей прямо сквозь огонь наших пулеметов», а затем «пронесшейся галопом через немецкие позиции с обнаженными саблями, рубя с такой силой, что у попавшихся им под руку солдат каски были рассечены до самого черепа». Не меньшее впечатление на немцев произвели последовавшие за казаками «массовые пехотные атаки, волна за волной, с которыми нам еще не приходилось сталкиваться»[783].

В безнадежной попытке остановить неизбежное эти контратаки были столь же бесстрашны, сколь и самоубийственны. С криками ярости и ненависти некоторые бросались на немецкие позиции с примкнутыми штыками. Другие неслись вперед на грузовиках. Оказавшись в зоне поражения, они попадали под плотный огонь артиллерии, противотанковых орудий и пулеметов. Вскоре мертвые лежали грудами, а между ними в агонии корчились раненые. По донесению из немецкой 45-й пехотной дивизии, «убитые бесчисленной массой покрывали всю длину насыпи»[784].

В этой мясорубке и захватчикам не удалось избежать потерь. Макс Кунерт, служивший в кавалерийской разведке, на всю жизнь запомнил одну картину:

Я не мог оторвать взгляд от грузовиков, груженных трупами молодых солдат. Это было просто страшное зрелище… Кровь буквально стекала вниз по бортам, а водитель, несмотря на жару, был бледен как лист бумаги. Вокруг продолжали летать снаряды… Мы двигались дальше… Мы видели множество трупов, лежавших на обочинах дорог. И части тел, некоторые из них обгорелые или обугленные от жара орудий или разрывов… Мечты о славе сильно потускнели[785].

В середине сентября, как и предвидел Буденный, 1-я и 2-я танковые группы соединились в 150 километрах к востоку от Киева, у Лохвицы, сомкнув клещи вокруг четырех советских армий (5-й, 21-й, 26-й и 37-й). К 18 сентября столица Украины была в руках немцев. Советские части, пытавшиеся прорваться из окружения, либо гибли тысячами, либо сотнями тысяч попадали в плен. Окружение под Киевом превзошло по масштабу котел под Смоленском; вероятно, это было самое крупное окружение в истории войн. Четыре армии, имевшие в своем составе 43 дивизии, были практически полностью уничтожены. Менее чем за три недели Юго-Западный фронт потерял более 700 000, а возможно и более миллиона, солдат, включая 616 000 убитых, раненых и попавших в плен[786] в ходе самой битвы за Киев; лишь 15 000 окруженных смогли прорваться через кольцо и добраться до своих. Вдобавок к этим ужасным потерям немцы захватили более 2600 орудий и минометов, а также 64 танка. По сути, ценой (относительно) скромных потерь в 128 000 человек они уничтожили советский Юго-Западный фронт.

В этом кровавом хаосе Кирпонос, известный своей стойкостью и отвагой, 20 сентября был ранен, когда его отступавшая колонна командирского состава попала в засаду. Позднее в тот же день ему в голову попали осколки разорвавшейся мины. Он умер в течение двух минут. Буденному и Тимошенко повезло больше. Им удалось вырваться живыми, но лишь для того, чтобы стать свидетелями беспрецедентной катастрофы, которой, однако, можно было избежать. В результате грубого просчета Сталина и его нежелания признать свою ошибку группа армий «Юг» фон Рундштедта теперь занимала выгодную позицию для наступления по двум направлениям – на Сталинград и Крым, а Гудериан уже спешил обратно на север, чтобы подготовиться к запоздалой атаке на Москву, которую Гитлер наконец готов был одобрить.

Как только Киев оказался в руках немцев, айнзацгруппа «Ц» смогла приступить к исполнению приказов Гейдриха в этом городе. 27 и 28 сентября по городу были расклеены объявления:

Все жиды города Киева и его окрестностей должны явиться в понедельник, 29 сентября 1941 года, к 8 часам утра на угол Мельниковой и Доктеривской улиц (возле [еврейских] кладбищ). Взять с собой документы, деньги и ценные вещи, а также теплую одежду, белье и пр. Кто из жидов не выполнит этого распоряжения и будет найден в другом месте, будет расстрелян[787].

Благодаря «нашему особому организационному таланту», как хвастливо выразился местный руководитель айнзацгруппы Пауль Блобель, около 30 000 евреев, как и было предписано, явились на сборные пункты, думая, что им предстоит «переселение»[788]. С набитыми вещами мешками, чемоданами и коробками, которые они везли на тележках, их отвели в лес под окрики украинских полицейских, «образовавших коридор и гнавших объятых паникой людей по направлению к огромной просеке», которая обрамляла большой овраг, или яр, известный как Бабий Яр[789]. Осыпая их угрозами и ругательствами, подгоняя палками и рычащими собаками, людей заставили раздеться догола. Затем им приказали сложить одежду в одну кучу, ценные вещи в другую[790], а самим двигаться к краю оврага. Одним из свидетелей того, что происходило дальше, был украинский надзиратель:

Они оказались на узком выступе над обрывом в двадцать или двадцать пять метров высотой, а на противоположной стороне были пулеметы немцев… убитые, раненые и полуживые люди падали вниз и разбивались. Затем приводили следующую сотню, и все повторялось. Полицейские хватали детей за ноги и бросали их живыми в яр[791].

Другой свидетель рассказывал, что видел, как сотрудники Schutzpolizei (подразделения «полиции порядка») спускались в яму и заставляли тех, кого не убило пулеметным огнем, ложиться сверху на расстрелянных:

Трупы буквально лежали слоями. Стрелок из полиции прохаживался вдоль тел и стрелял каждому еврею в шею из автомата… Я видел, как эти стрелки стояли на слоях трупов и стреляли один за другим… Стрелок шел по телам уже убитых евреев к следующему, который тем временем ложился сверху, и стрелял в него[792].

Даже при этом количество жертв было настолько велико, что убийцам не удавалось выполнить свою работу до конца. В тот вечер, по свидетельству надзирателя, «немцы подкопали стены оврага и похоронили людей под толстым слоем земли. Но земля еще долго шевелилась, потому что раненые и еще живые евреи двигались. Одна девочка плакала: “Мамочка, почему они сыплют мне песок в глаза?”»[793]

Удивительно, но были и те, кому удавалось выжить. Елена Ефимовна Бородянская-Кныш была среди этих немногих. Стояла полночь, когда ей и ее четырехлетней дочери приказали встать на краю рва. Она не стала ждать следующей команды, бросив ребенка на груду тел, а затем прыгнув сверху.

Секунду спустя на меня стали падать трупы, затем стало тихо. Прошло минут пятнадцать – привели другую партию. Снова раздались выстрелы, и в яму снова стали падать окровавленные, умирающие и мертвые люди.

Я почувствовала, что моя дочь уже не шевелится. Я привалилась к ней, прикрыла ее своим телом и, сжав руки в кулаки, положила их ребенку под подбородок, чтобы девочка не задохнулась. Моя дочь зашевелилась. Я старалась приподняться, чтобы ее не задавить. Вокруг было очень много крови. [Расстрел ведь шел с 9:00.] Трупы лежали надо мной и подо мной.

Слышу, кто-то ходит по трупам и ругается по-немецки. Немецкий солдат штыком проверял, не остались ли живые. И вышло так, что немец стоял на мне и поэтому меня миновал удар штыком.

Когда он ушел, Елена приподнялась и стала выползать из рва, неся с собой маленькую девочку, которая была без сознания. Она добралась до двора кирпичного завода, где они вдвоем прятались четверо суток без еды и одежды. Наконец, с помощью одной доброй женщины-украинки, сжалившейся над ними, им удалось спастись[794].

Другая выжившая, Дина Проничева, также решила прыгнуть в ров до того, как в нее попадут пули. Она лежала там, притворяясь мертвой. Повсюду вокруг и под собой она слышала «странные приглушенные звуки, стоны, всхлипы и рыдания… Вся масса тел продолжала чуть колыхаться, постепенно оседая и уплотняясь из-за движений тех, кто