Паустовский. Растворивший время - Олег Дмитриевич Трушин

Так чем же не устроила комиссию повесть Паустовского, за которую ходатайствовало правление СП?

Исследователь творчества Паустовского Дмитрий Царик в своей книге-монографии «Константин Паустовский» называет «Повесть о лесах» итогом всей творческой деятельности писателя в 1930—1940-е годы, то есть поднимая данную вещь надо всем, созданным Паустовским за весь на данный момент период литературной деятельности! Так в чём же феномен этой повести? И есть ли он вообще?

Не отступая от своего писательского начала, Паустовский, безусловно, излишне романтизировал повесть, что, конечно же, придало ей некоторую вычурность и неестественность описываемых событий. Но и на этом фоне сюжет выстроен контрастно, напитан образами, «сцепленных» воедино «конфликтом» человека и природы. Паустовский придал повествованию максимум драматургии, вплетя в контекст ещё и тему войны, губительную для природы. В итоге повесть получилась очень пёстрой, но не громоздкой, с яркой сюжетной нитью, чётко прослеживющейся во всех главах. «История леса, – напишет Лев Левицкий в книге «Константин Паустовский», – развёртывается в ней через историю нескольких персонажей, связанных между собой деловыми, дружескими и родственными отношениями»{270}.

Конечно, тон всем выписанным автором образам задаёт композитор Пётр Ильич Чайковский, спасающий сосновый бор от промышленника купца Трощенко. Но даже авторитет этого человека с мировым именем, написавшего обращение к губернатору, не может противостоять варварству наживы.

Образ Чайковского перекликается с другим героем повести – писателем Леонтьевым, прототипом которого стал Иван Сергеевич Соколов-Микитов, человек удивительной судьбы и изумительного таланта. Соколова-Микитова Паустовский любил не только за его светлую добрую душу, искренность и прямолинейность в суждениях, но и за его жизнь, которую он безмерно любил вопреки всем невзгодам, уготованным ему судьбой. В одном из своих поздних писем Федину Паустовский спросит: «Был ли у Ивана Сергеевича? И где он? Я полюбил его так же молчаливо, как и он молчаливо живёт на свете». В какой-то степени Паустовский нашёл в Соколове-Микитове точку опоры в понимании жизни и для себя самого.

Леонтьев работает в лесничестве и встречается с Марфой Трофимовной, чья мать ещё девочкой знала великого композитора Чайковского. Так Паустовский пытается связать воедино две эпохи, и лес предстаёт символом времени, связующим звеном между живущим и прошлым поколениями. Ведь век дерева намного превышает продолжительность жизни человека, а это значит, что лес видит не одно поколение людей.

В повести есть и другие герои, и для всех них лес – лакмусовая бумажка, на которой проявляется чувство доброты и ответственности.

Для Паустовского – это переосмысление собственного отношения к природе, понимание того, что любое её преобразование может быть губительным не только для неё самой, но и для человека. И если в своё время в «Кара-Бугазе» и «Колхиде» облагораживание природы было показано важным делом подчинения природы человеку, то в «Повести о лесах» «потребление» человеком природы уже рассматривается как катастрофа не только для неё самой, но и для человека.

Вывод Паустовского: погасить конфликт природы и человека может только сам человек.

По случаю выхода повести Михаил Пришвин 28 июля 1948 года запишет в дневнике:

«Паустовский написал повесть “Преодоление времени” под чеховскую “Степь”. Опыт очень интересный: внимательное разглядывание мелочей жизни в добром расположении к человеку, оказывается, даёт материал, который писатель может преподать читателю почти без всякого обмана. Не завлекает читать, но и не бросаешь»{271}.

Продолжение начатой мысли в новой записи от 4 августа:

«Можно сюжетом объединить предметы, а можно просто любовью родной земли и людей, как это сделал Чехов в “Степи”. Паустовский это подхватил у Чехова, но нет! Как-то слабосочно выходит. Не на сюжете надо стоять, конечно, но сюжетом надо пользоваться. Так точно и в отношении смысла: непременно надо пользоваться мыслью, иначе всё будет верчением и бездействием»{272}.

Пришвина в точности определения «звучания» текста вряд ли можно упрекнуть.

Во второй половине 1940-х годов в моду вошли устные литературные журналы. На литературных заседаниях читались новые произведения, обсуждались различные вопросы. Одним из таких устных журналов, работавших в стенах Центрального дома работников искусств, был «Новости жизни»{273}. Стоит отметить, что каждый «выпуск» этого устного журнала оформлялся протокольно и ему присваивался символический номер «выхода» в свет. Паустовский регулярно бывал на заседаниях устного журнала, в которых участвовали не только литераторы, но и актёры, художники, архитекторы… Так в числе постоянных «авторов» журнала были актриса Московского театра оперетты Таисия Санина, солистка Большого театра Евгения Смоленская, гидроэнергетик профессор Теодор Золотарёв, главный архитектор Метростроя Михаил Зеленин, писатель Борис Лавренёв…

Так, на одном из таких заседаний устного журнала Паустовским были прочитаны отрывки из новой пьесы «Наш современник (А. С. Пушкин)», премьера которой состоялась на сцене Малого театра в его юбилейный 125-й сезон 11 сентября 1949 года и шла ещё несколько дней. Была задействована бóльшая часть труппы. Главные роли в спектакле сыграли Михаил Царёв – Александр Пушкин, Евдокия Турчанинова и Варвара Рыжова – Арина Родионовна, Николай Рыжов – поэт Иван Пущин, Елена Гоголева – графиня Елизавета Воронцова… Многолюдная массовка в сценах создавала живость и наполненность действий.

Режиссёрами-постановщиками пьесы, помимо главного режиссёра театра заслуженного артиста РСФСР Константина Зубова, выступили заслуженные деятели искусств Вениамин Цыганков и Елена Страдомская. Сценографию спектакля выполнил художник Юрий Пименов. В пьесе обыгрывались события из жизни Александра Пушкина, имевшие место в 1824–1825 годах в Одессе и Михайловском.

О работе над образом Пушкина душевно поведал в своих воспоминаниях Михаил Царёв:

«Вопрос сходства – как воспримут зрители первое появление Пушкина на сцене? Внешний облик, манера говорить, его необыкновенное расположение к людям, с которыми он встречался. Всё это налагало на меня, как исполнителя роли Пушкина, огромную ответственность. Пожалуй, ни одну роль я не готовил с таким волнением, ни в одной роли не готовился так к каждому спектаклю.

<…> И на всём протяжении работы над спектаклем в них принимал участие сам Паустовский. Он делал в очень скромной манере весьма ценные замечания как режиссёрам… так и актёрам, вникал во все частности»{274}.

Константин Паустовский, присутствовавший на премьере, был восхищён игрой актёров. 9 июля 1949 года он сообщал Фраерману:

«Рувочка, дорогой,

не ругайте меня за молчание. Замотался с театральными делами. 29 июня Малый театр сдавал пьесу комитету и реперткому, и перед этим было много возни, – десять дней я почти не выходил из театра. Оглох от крика режиссёров и традиционных театральных скандалов. Но просмотр прошёл хорошо, актёры сияют, а Зубов ходит именинником.

Премьера перенесена на 1