Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914—1920 гг. В 2-х кн.— Кн. 2. - Георгий Николаевич Михайловский

МВД, а товарищами председателя — Харьковцев, видный чиновник Министерства финансов, и наш князь Л.В. Урусов. Как я писал во II части моих записок, забастовка была объявлена всеобщей, за исключением тех учреждений, которые обслуживали потребности населения в продовольствии, освещении и отоплении.

Пути сообщения были включены в забастовочную волну, но беда заключалась в том, что железнодорожники и входили и не входили в наш союз. Поскольку Министерство путей сообщения входило в Союз союзов, то к нам попадали и железнодорожники, но так как последние составляли «государство в государстве», то с ВИКЖЕЛем мы вынуждены были вести переговоры на паритетных началах, приказывать ему мы не могли. Между тем, подобно тому как железнодорожники, не пустив Николая II в Ставку, довершили крушение монархии, их явно двусмысленное поведение в дни Октябрьской революции дало возможность большевистским узурпаторам осуществить свержение Временного правительства. Судьба обоих правительств в эти дни одинаково зависела от железнодорожников, с той лишь разницей, что в одном случае (при Николае II) мы имели дело со стихийным движением кучки железнодорожников, тогда как в октябрьские дни ВИКЖЕЛЬ был крупной, хорошо организованной силой. Президиум ЦК поручил переговоры с ВИКЖЕЛем представителям Министерства путей сообщения, их естественному начальству, но из этого ничего не вышло. Нет сомнения, что именно ВИКЖЕЛЬ, встав фактически на сторону Советов, обеспечил им победу.

Чтобы дать представление о степени нашей лояльности в отношении Временного правительства, большинство членов которого сидело в это время в Петропавловской крепости, достаточно упомянуть о случае с нашим молодым чиновником по фамилии Нечаев. Он с Царскосельского вокзала поехал на свой страх и риск в Гатчину к Керенскому и Краснову и там передал Керенскому выражение нашей лояльности и решимости продолжать борьбу с большевиками до последней возможности. Вернувшись, Нечаев рассказал нам о своём свидании с Керенским. Тот просил передать благодарность всем бастующим чиновникам и выразил надежду на своё скорое возвращение в Петроград. Вместе с Нечаевым вернулись на автомобиле в Петроград Станкевич и ещё трое, размножив и подделав подпись Троцкого под удостоверением, выданным нашим чиновникам 27 октября 1917 г.

Посещение Гатчины, как известно, кончилось ничем, и предпринятая с риском для жизни поездка Нечаева практических результатов не дала. Эта поездка интересна только как свидетельство того, что наша забастовка и борьба с большевиками протекали под флагом Временного правительства и даже личной лояльности к его главе Керенскому. Какие бы чувства у каждого из нас ни были, мы с государственной точки зрения стояли исключительно на почве отрицания большевистской узурпации. Таково по крайней мере было настроение в эти первые дни борьбы. О нечаевской поездке доложили в ЦК Союза союзов, и она была им ободрена. О ней мы сообщили и на первом общем собрании служащих министерства вне стен его, где опять-таки эта делегация к Керенскому получила одобрение.

Что касается течения забастовки в других ведомствах, то картина была повсюду благоприятная. Штрейкбрехеров из штатных служащих было совсем мало — единицы. Позже, 8 ноября по ст. ст., по решению ЦК Союза союзов была проведена анкета по всем ведомствам о числе бастующих, «освобождённых» по решению ЦК учреждений или их отделов, о числе штрейкбрехеров, отношении штатных чиновников к нештатным и низшему персоналу (курьерам). В общем анкета дала блестящие результаты. По нашему ведомству общее число бастующих совпадало с числом служащих (минус Доливо-Добровольский; Петров-Клинский и Вознесенский не были на службе к моменту октябрьского переворота) — 250 человек в центральном управлении.

Расхождения получались только там, где, как, например, в Министерстве внутренних дел, в состав союза служащих входил и низший персонал, т.е. курьеры. Принимая во внимание огромное число учреждений этого министерства и его служащих, не удивительно, что большевистская пропаганда, не имевшая успеха у чиновников, легче проникала в этот слой. У нас, например, курьеры, как я отметил выше, не входили в состав союза, к забастовке не примыкали и были на самом деле даже полезны нам. Между тем в Министерстве внутренних дел курьеры входили в один союз с чиновниками, и хотя это было очень демократично, но ввиду разнородности интересов курьеры там скоро оказались штрейкбрехерами и встали во враждебные отношения к чиновникам. Надо сказать, что все эти чиновничьи организации возникали спорадически, каждое ведомство, а часто и учреждение имело свой устав и совсем не предвидело возможности превращения в строгие ряды бастующих — вопрос о курьерах, например, при всей его, казалось бы, незначительности, был промахом ЦК Союза союзов, которому следовало бы освободить союз от этого элемента.

Другим вопросом, неизмеримо более важным, был список тех учреждений, которые исключались из забастовки для обеспечения населения продовольствием, освещением и отоплением. Среди членов ЦК Союза были сторонники самых решительных мер борьбы с большевиками, а именно, прекращения всей жизни страны во всех областях, как в общих учреждениях, так и продовольственных, снабжения водой, топливом, освещением, — словом, всеобщей забастовки в самом буквальном смысле слова. Само собой разумеется, эта мера заставила бы население выйти из пассивного состояния и встать либо на сторону большевиков, либо на сторону их противников.

Большинство ЦК Союза союзов было, однако, против столь радикальных мер, считая, что в таком случае большевики найдут сочувствие в самых широких слоях населения и антибольшевистское движение станет сразу же непопулярным. Не располагая, кроме того, вооружённой силой, мы не могли довести борьбу до конца, и пришлось бы позорно капитулировать. Быть может, в этом и заключалась основная ошибка саботажно-забастовочного движения: вывести население из пассивного состояния и быстро решить так или иначе вопрос можно было только проведением всеобщей забастовки в самых жёстких формах, но, конечно, тогда надо было идти до конца и подумать заранее о той вооружённой силе, которая охраняла бы в меру рьяных забастовщиков от самосуда и эксцессов толпы.

Как бы то ни было, ЦК Союза союзов вступил на путь забастовки «с исключениями». Список этих исключений утверждался на общих собраниях ЦК и с каждым разом всё расширялся и расширялся. Особенно настаивало на его расширении Министерство финансов. Так, например, ссудосберегательные кассы, — куда сразу же бросилось население, пожелавшее запастись наличными деньгами в столь критическое время, как первые дни Октябрьской революции, не подлежали исключению, поскольку не имели прямого отношения к снабжению продовольствием населения, и оказались закрытыми. В некоторых пригородных районах Петрограда, где владельцами ссудосберегательных книжек были рабочие и вообще малоимущие слои населения, толпа потребовала их немедленного открытия, и в нескольких местах дошло до битья стёкол. Иногда в отмену распоряжения о всеобщей забастовке местные чиновники, заведующие ссудосберегательными отделениями, на свой страх и риск открывали