Первый русский генерал Венедикт Змеёв. Начало российской регулярной армии - Сергей Тимофеевич Минаков

Все приведенные выше сведения о функциях генерала Змеёва под Азовом в 1695 г. в совокупности подводят к выводу, что именно он занимал должность «генерала артиллерии» в первой Азовском походе, являясь, таким образом, первым российским «генералом артиллерии» (позднее было принято чин этот писать и называть «генералом-от-артиллерии»), должность, которая к 1700 г. была официально узаконена и к сражению под Нарвой 19 ноября 1700 г. получила название «генерал-фельдцейхмейстер». Тот факт, что должность «генерала артиллерии», ведающего главным образом обеспечением действующей армии артиллерийскими орудиями, как и ручным огнестрельным оружием, различными видами боеприпасов и иными видами снабжения, вручили генералу Змеёву, не может казаться неожиданным, учитывая всю его предшествующую военную деятельность. Он возглавлял тыловую базу действовавшей под Азовом армии с марта 1695 по 30 мая 1696 г.845

По окончании боевых действий под Азовом осенью 1695 г. Змеёв вместе с осадными полками возвращается в Москву. Это было последнее ратное дело старого генерала. При формировании войска и назначении высшего комсостава во 2-й Азовский поход указом от 30 мая 1696 г. В.А. Змеёв был отправлен в отставку846, судя по всему, по состоянию здоровья. Ему было позволено возвратиться в Москву, где его последнее публичное появление отмечено 21 февраля 1697 г.: «Февраля в 21 день, в неделю православия, в соборной и апостольской церкви Успения пресвятые Богородицы действо совершал преосвященный Тихон, митрополит Саровой и Подонской. А по указу Великого Государя Царя и Великаго Князя Петра Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержца, у того действа были: Сибирской царевич Василей Алексеевич, боярин Матвей Степанович Пушкин, околничей Венедикт Андреевич Змеёв, думной дьяк Митрофан Тугаринов»847. После этого в списках дворцовых чинов, принимавших участие в каких-либо публичных, торжественных или ратных действах, генерал В.А. Змеёв более не упоминался.

Глава 7

«Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты»

В мире слов, делающих окружающий нас мир исторически конкретным, неповторимым, нашим личным миром, создающим нашу индивидуальность, формирующим нашу личность, в московской Руси в XVII в. происходит, можно так сказать, постепенная «вестернизация». Как правило, она имела профессиональное назначение, была связана с появлением профессионально подготовленных «государевых» людей. Россия была и долгое время после XVII столетия оставалась аграрной страной, но государство в России всегда имело ярко выраженный военный характер. Носителями «государевой» и «государственной» власти и воли были «служилые люди». Профессионализация государственного человека в России, начиная со второй половины XVII в., в значительной мере была военной. Это были «служилые люди», обученные выезжими «служилыми иноземцами» по «ученым книгам». Формирование индивидуальности и личности в России второй половины XVII в. приобретало столь важное и новое качество, доселе в России отсутствовавшее, качество «профессионала», «ученого человека».

Проникновение «западничества» в мировосприятие «служилых людей» в «полках нового строя» проявлялось в их индивидуальной лексике, в появлении слов из «иноземных» воинских уставов, а возможно, и из иных книг по военному делу, привезенных из Западной Европы. Распространяются названия новых видов оружия, воинского состояния, чинов: «шпага», «мушкет», «карабин», «алебарда», «протазан», «пистоль», «пистолет», «мушкетер», «солдат», «рейтар», «драгун», «ольстры», «банделеры», «шанцы», «шанцеваться», «рота», «шквадрона», «ефрейтор», «капрал», «сержант», «прапорщик», «поручик», «капитан», ротмистр», «майор», «подполковник», «полкполковник», «полковник», «генерал» и т. п.

«Служилый» русский человек», оказавшийся в «полках нового строя», обученный для службы в этих частях, незаметно для себя оказывался в мире «новых» «иноземных» слов, которые, заняв незанятые в русском языке смысловые и предметные ниши, постепенно, адаптировавшись к строю и фонетике русского языка, превратились в новые русские слова. При этом незаметно для себя русский «служилый человек» оказывался уже в изменившемся по смыслу мире, формировавшемся под влиянием западноевропейских заимствований. Диковинная «ученая» «иноземная» профессиональная лексика, примененная ими в боевой жизни, обретала уже свой прикладной, а для них жизненно необходимый, часто жизненно-спасающий смысл.

Так постепенно, подчас незаметно, менялось мировоззрение русского «ученого служилого человека», его сознание и его самосознание. «Книга» и «книжное учение» исподволь меняло его отношение к самому себе, выделяя из среды себе подобных, усиливая в его самосознании личностные свойства, формируя личное мнение, опирающееся на авторитет «книжной науки», продуктивно проявлявшей свои преимущества в жизненной, профессиональной, военно-профессиональной практике.

Имеющиеся в нашем распоряжении на сегодняшний день сведения не позволяют нам пространно рассуждать о степени и масштабах вовлеченности русского, специально обученного, военно-профессионально подготовленного, можно сказать, «ученого служилого человека» в мир «книжной учености» и образованности. Военное ремесло имело всегда и имеет ныне преимущественно прикладной характер. И тем не менее примечательна запись декабря 1661 г., связанная с вступлением в командование 2-м Московским выборным полком солдатского строя полковника М.О. Кровкова.

29 декабря 1661 г. «после вечерни пожаловал великий государь (царь Алексей Михайлович) Матвея Кровкова из маеоров в полковники к пешему солдатцкому строю к выборному полку на Яковлево место Кулюбакина. Государево жалованье полковничество сказывал и того полку знамя дал ему боярин Семен Лукьянович Стрешнев, а после того ему же дал печатную книгу ратного ополчения, почему ему разумети строити пешей солдатцкий строй»848.

Судя по всему, новопожалованный полковник М.О. Кровков получил книгу, называвшуюся «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей», являвшейся переводом с голландского воинского пехотного устава, сделанным в 1647 г. Для нового полковника, пришедшего в солдатский полк из рейтарского, это был своего рода «учебник» или «учебная книга», в нынешнем понимании – Устав. Даже если это была бы единственная книга, которую читал полковник Кровков, это уже было для него «книжное учение», а сам он оказывался, таким образом, «книжным», «ученым служилом человеком». При этом он был обучавшимся по «иноземному», голландскому воинскому уставу, приобщавшемуся, таким образом, к западноевропейской «воинской образованности».

Генерал В.А. Змеёв получил профессиональное обучение и воспитание в рейтарском полку Фан-Буковена. И окружающий мир после этого обучения и воспитания виделся им и осмысливался сквозь систему и структуру «регулярного» полкового строя. Змеёв стал отличным рейтаром, а затем «офицером» и далее лучшим полковником и лучшим генералом рейтарского и вообще «регулярного строя». Рейтарский полк и стал для него той наиболее близкой по воздействию и влиянию на него системой «ближнего мира». Это был его мир. Этот «рейтарский мир» состоял из «начальных людей» с иноземными наименованиями – ротмистры, полковники, майоры, поручики, прапорщики, подполковники и т. п. Его окружали военные предметы, оружие иноземного происхождения и иноземного наименования – палаши, мушкеты, пистоли, ольстры, алебарды, латы, каски и т. п. Все эти предметы получали свой функциональный смысл в практическом применении. «Регулярный строй» становился основой «регулярной жизни» полковника и генерала В.А. Змеёва. Он формировал, точнее, в значительной мере «по-иноземному»