Книга тишины. Звуковой образ города - Сергей Юрьевич Румянцев

О службах в Никольском соборе Медведовский сообщал:

«Церковный звон ограничен самыми необходимыми моментами и производится не более 10–15 минут, чтобы не мешать занятиям находящихся поблизости учреждений и учебных заведений, да и для церкви он утратил практическое значение, так как слышен лишь на небольшое расстояние и не может оповещать народ о начале богослужения и его торжественных моментах и является сейчас лишь отражением далеких традиций». Прочтя это, Жаринов подчеркнул цифры (10–15 минут) и приписал: «Это много» (с. 157).

Говоря о «путешествующих» (странниках, верующих, совершавших паломничества в уцелевшие монастыри и собиравших там «разнообразные сведения и слухи», разнося их затем по храмам), Медведовский приводит один из таких «слухов»: «…Передают, что епископ таллинский Алексий (нынешний Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. – С. Р.) самолично отстоял перед местной властью колокольный звон и добился удаления репродуктора, направленного на монастырь в Пюхтицах из занятого под больницу монастырского помещения и смущающего сестер веселыми радиопередачами» (с. 161). Сегодня такому «слуху» веришь больше, чем «научному факту», включенному Г. Анфиловым в популярный рассказ об изобретенных как раз в начале 60-х «электроколоколах» В. Т. Мальцева.[214]

И все же, как ни страшна очевидная политика государственного изъятия колокольного звона из звуковой повседневности, меня не покидает мысль о том, что, как и раньше, в 30-е годы, отзвук колокола, трепетавший в чутких и любящих Отечество сердцах, порождал новые, невидимые прямому взгляду, бытовые сферы звонности. Одной из них и стала уникальная культура гитарной песни.[215] Позднее, в 70–80-е, тихий звон акустических гитар взорвался яростным бряцанием «русского рока». Впрочем, рок-музыка «времени колокольчиков» явила миру искаженный, «опрокинутый» (подобно сброшенному с колокольни колоколу) образ звона.[216]

Гораздо важнее подчеркнуть здесь роль «высокого» искусства и усилий ученых-энтузиастов (неугасимый интерес к колоколам и колокольным эффектам в произведениях советских композиторов, записи фирмой «Мелодия» звонов Новодевичьего монастыря, Ростовских звонов). И еще один штрих: колокола уже не разбивали. Множество их притулилось в ожидании будущего вознесения у стен и дверей музеев и памятников, а малые перезвонные колокола все чаще можно было увидеть в квартирах, и не обязательно у коллекционеров.

Странно, но именно в юбилейный год 60-летия Октября получило мощный импульс художественное возрождение колокольного искусства. В журнале «Москва» (1977, № 7) публикуется документальная повесть Анастасии Цветаевой «Сказ о звонаре московском», посвященная Котику Сараджеву. Именно тогда в аспирантуре Гнесинского института познакомился я с аспирантом-заочником А. С. Ярешко, нынешним президентом Ассоциации колокольного искусства России…

В 1982 году состоялась первая конференция «Колокола. История и современность», обозначившая подключение к процессу «большой» науки. Что-то сдвинулось в общественном сознании. В историко-культурном заповеднике Малые Карелы под Архангельском зазвучали колокольные концерты Ивана Данилова, потом художественные звоны услышали жители Иркутска, Саратова, Суздаля, Ярославля…

В Ленинграде все началось точно по графику «перестройки». В 1985-м в Музее истории города появились этнографы Александр Давыдов и Сергей Старостенков. Давыдов был инициатором колокольных концертов в Малых Карелах, Старостенкову предстояло стать вице-президентом Ассоциации колокольного искусства и отцом-основателем фирмы «Кампан» (реставрация и установка колоколов). «В Петропавловском соборе сохранилась самая большая коллекция колоколов в России, – вспоминает Старостенков. – Колокола эти должны были запеть вновь… Но одно дело – мнение историков и музыкантов, другое – разрешат ли власти, ведь колокольные звоны – это часть богослужения, а в ту пору отношения церкви и государства были, мягко говоря, нейтральными. Мы решили возрождать колокольные звоны как чисто народное, светское искусство. Написали письмо в ЦК КПСС, Дегтяреву А. Я., который, кстати, был выпускником истфака Ленинградского университета. Ответ получили положительный. Поддержал нашу идею и председатель Ленгорисполкома В. Я. Ходырев. И вот в 1986 году на празднике, посвященном Дню основания города, колокола Петропавловки зазвучали вновь. Исполнителями стали музыканты ансамбля, руководимого Валерием Лоханским. Тогда на Соборную площадь крепости пришли сотни ленинградцев. Это был незабываемый концерт…»[217] В 88-м в Архангельске прошел первый фестиваль художественных звонов. В 89-м при Советском фонде культуры учреждена Ассоциация колокольного искусства. Через год при Обществе древнерусской музыкальной культуры возник Приказ церковных звонарей во главе с И. В. Коноваловым…

Может показаться, что все это – часть обширной программы торжеств по случаю 1000-летия крещения Руси. Но прорыв такого масштаба невозможно организовать «по заданию к празднику». Хотя именно праздничная энергия народной культуры оказалась здесь главным фактором. Конец 80-х – начало 90-х годов отмечены мощным вторжением колокольного звона в праздничную жизнь городов, кипевшую уже в основном за пределами сложившейся в советские времена системы официальных, государственных праздников. Передвижные звонницы можно было заметить на митингах, вошли в моду ярмарки колоколов (их наконец начали отливать!), даже путешествие из Туруханска в Красноярск старинного колокола становилось праздником: встреча теплохода «А. Матросов» на пристани, шествие по городу с колоколом на руках под песнопения и тихий светлый звон, торжественный молебен в Покровском соборе…[218]

Все это отнюдь не умаляет заслуг Русской православной церкви и роли профессионалов (ученых, композиторов, исполнителей). Именно к рубежу 80–90-х годов образовалась когорта звонарей-художников.[219] Музейный статус немногих сохранившихся колокольных «семейств», колоколен, звонниц знаменитых кремлей, монастырей и мощное влияние захватывающих идей К. К. Сараджева обусловили главенство художественного, неканонического звона: «колокольной музыки», концертов. Появляются концертные ансамбли звонарей,[220] «художественные колокольни», проводятся всероссийские конкурсы, наконец, возрождаются «звонильные недели»[221] – опять-таки в фестивально-концертном варианте (Петербург). Впрочем, писать об этом в телеграфном стиле бессмысленно.

Скажу лишь, что, может быть, именно такой «сверхзвон», заход с понятной и внятной не только знатокам, но «всем» (в том числе власть имущим и потенциальным спонсорам) стороны звукозрелища, улично-площадного народного праздника был тогда наиболее эффективным. А может быть, и единственно возможным.

Новый этап начался с возвращением к жизни многих тысяч храмов и развитием колокололитейного дела. Первые мастерские и малые предприятия по производству колоколов открылись в 1987 году (Москва, Воронеж, позднее Каменск-Уральский, Ленинград, Ярославль). А с 1992 года в Москве началось производство бил.

Именно било, так «неожиданно» для многих вернувшееся в последнее десятилетие XX века в практику православных звонов,[222] заставило вспомнить еще один культурно-исторический сюжет, ускользнувший от внимания исследователей советского периода жизни звона в России.

…Колокола молчали, свергались, разбивались, переплавлялись, скрывались в театрах и музеях, стояли безгласыми «тумбами» у стен и входов многоразличных памятников истории и культуры, охраняемых государством. Благородный звон, веками концентрировавшийся в колокольных «фамилиях» храмов, умолк, звуча лишь в памяти помнящих. Как и миллионы людских семей, эти поднебесные «семейства» были разорены, раздерганы, раскиданы по разным, большей частью совсем неподходящим, местам. Это относится не