Книга тишины. Звуковой образ города - Сергей Юрьевич Румянцев

скорую гибель почуяв свою…

А на Руси тишина умирала.

Я написал эти строки в момент, когда казалось, что изъятие из повседневной жизни такого стержня национального звукокосмоса, как звон, привело уже к необратимым последствиям. Громадная, необозримая, глубокая, как Байкал, и «по идее» вечная, как мерзлота, – наша величайшая в мире тишина рассыпалась, расползалась, распадалась на куски, клочки, груды осколков… словно ухватили за решающее звено, вытянули всю цепь – и вдруг рухнули своды. И в грудах мусора, задыхаясь от пыли и грохота, брели потерянные люди…

Побрел по улицам Москвы и я – как раз тогда, когда забродила, забурлила улица, и на гребне «перестройки» в стихию митинговой речи и криков ворвались голоса уличных певцов, музыкантов, поэтов. «Арбатская весна» оказалась, однако, бурной, но короткой. Эксперимент народного, самодеятельного устроения живой, экологически комфортной звуковой среды сердечного общения на пятачках «пешеходных зон» быстро закончился. В начале 90-х стало ясно, что праздник не может быть бесконечным, а низовое улично-бытовое музицирование не способно один на один противостоять натиску коммерческо-транспортных шумов. Уличная музыка, как талая вода, стекла с улиц, просочилась в подземные переходы и подземелья метро, утратила свой народный, именно «уличный» характер и стала в основном уделом начинающих или опытных, но безусловно профессиональных музыкантов…

Но теперь, к концу века и даже, может быть, затянувшегося нашего «переходного периода», в этой давней уже истории-прелюдии слышатся мне новые мотивы, какое-то нераспознанное тогда расщепление элементарного, грубовато примитивного звукообраза – и мощное противодвижение, медленное, но неуклонное распрямление новой «самонапряженной» конструкции.

Живой звук низового уличного музицирования пророс, как желудь, и вниз и вверх. Почти не слышно музыкантов на Арбате. Но уже разливается над ним звон возрожденных к жизни колоколов Спаса на Песках. А внизу, в переходах, в метро, под музыкой скрипок и флейт, Вивальди и Глюка, – блестит медью розлива звонкая гармоника мужика из новой московской сказочки, похожей одновременно на анекдот и притчу и опубликованной в легендарном уже, лишь год просуществовавшем журнале «Столица» под редакцией Сергея Мостовщикова.

«…На станции, неважно какой, на Ногина допустим (пусть и нет уже станции «Площадь Ногина», а есть «Китай-город». – С. Р.)стоят люди, ждут, нет поезда, и все. Ну никак нет! Уже пять минут прошло, десять. Думают, что-то случилось. Стоят. И вдруг слышат: музыка из туннеля. Гармошка. И выходит пьяный вдрызг гармонист – из туннеля! – а за ним медленно-медленно поезд едет. Такой отличный мужик».[232]Тьма. Звук. Свет. Поезд и путь…

Нестройная гармонь из бездны – и пробивающийся к сердцу и к небу робкий еще, но все же крепнущий колокольный звон. Тонкая вертикаль живого звука, пронизывающая ком странно многозначительных исторических совпадений. Древо. Струпа. Стержень-столп.

Или луч, в дымном проблеске которого кружатся черные хлопья и пыль великого руха русского века…

Приложение 6

«Время, звени!»[233]

<…> Не выходит из головы одна странность Великой французской революции. Народ разрушил ненавистный символ королевского насилия – Бастилию. Но… не забыли ведь снять и сохранить для потомков стоявшие на ее крыше часы со звоном! Теперь их показывают любопытным в музее Л’Иль-Журдена. Надо же! И революции у нас тоже разные. У нас-то часы не берегли. Время, вперед! Новый мир, новая эра, новое время – красное, декретное…

Время вперед, остальное – прочь, как колокола – вниз, наземь, с колоколен долой, с «вышки истории», с «корабля современности» – в печь, в лом… Звон – вон!!! <…>

Все это вспомнилось при чтении трехтомной истории восстановления курантов Большого Кремлевского дворца.

О, сколь огромна и необъятна проблема времени!

Для того чтобы восстановить наконец куранты купола БКД, сооруженные в 1848 году московской фирмой братьев Бутеноп, специалисты НИИчаспрома под руководством Б. Л. Рудякова и фирмы «Импала» пришлось провести настояшее историческое исследование. Сведения и документы были рассеяны по архивам, специалистов по башенным часам и курантам практически не осталось. Не потому ли даже те ученые, которые размышляют у нас над философско-эстетическими, художественными аспектами проблемы времени, часто не знают элементарных вещей, определявших ход времени в России?

Скоро минет триста лет с тех пор, как Петр I изменил порядок летосчисления на Руси. Вернувшись из Европы, он приказал: 1 января 7208-го отпраздновать как Новый год – и считать впредь январь первым месяцем 1700 года новой эры.

Эры, века, года – стали новыми. Время, вперед! Часы же остались прежними – «дневными» и «ночными», то есть каноническими, церковными. Равенство часов в сутках введено было Указом Петра только 9 декабря 1706 года…

Однако не жила же старая Русь вовсе без часов? Конечно, нет. Первые башенные часы появились в 1404 году – естественно, в московском Кремле, при сыне Дмитрия Донского великом князе Василии. Они звонили каждый час, изготовил их серб, монах одного из афонских монастырей Лазарь (Лазарь Сербин). Потом часы угнездились на башнях Новгорода (1436), Пскова (1476), Соловецкого монастыря (1539)… Эти последние, возможно, и были первыми российскими курантами: «Часы боевые с перечасьем железные, с кругом указанным, а у них 4 колокола перечасных небольших немецкого литья». Сегодня их можно видеть в экспозиции музея-заповедника «Коломенское».

В Кремле к концу XVI века было пять башенных часов; на Флоровской (Спасской), Троицкой и Тайницкой башнях, на башнях Набережного сада и Конюшенного двора. В конце XVII века время звенело во всех крупных русских монастырях.

Свои реформы времени Петр подкрепил заказом в Голландии трех новейших, с циферблатами на 12 часов и курантами с танцевальной музыкой, башенных часов. Через два года двое часов были изготовлены и на голландских и английских судах доставлены в Архангельск, а затем на подводах в Москву, в дом Лефорта, откуда перевезены на посольский двор и переданы Оружейной палате для установки на Спасской и Троицкой башнях. Собирали и отлаживали их два года. 9 декабря 1706 года в 9 часов утра раздалось 9 ударов часового боя, а в полдень над Москвою раздались не слыханные москвичами звуки веселых курантов Спасской башни… На Троицкой башне старые часы заменили новыми. А третьи из заказанных в Голландии курантов в 1708-м установил на своей Меншиковой башне князь Александр Данилыч. Как известно, в шпиль башни, гордо вознесшийся выше самого Ивана Великого, ударила молния, начался пожар, колокола сорвались с балок и разбились. Ни князья, ни цари не могли предотвратить пожаров. Города России беспрестанно горели; падали и бились колокола. Горело в огне и звонкое время… Только часы Спасской башни с 1654 по 1812 год горели четыре раза! Впрочем, это отдельная, занимательная, но очень длинная