Книга тишины. Звуковой образ города - Сергей Юрьевич Румянцев

только к церковным, но и к часовым подборам колоколов. На всю огромную Россию остались одни действующие куранты – Кремлевские… И этот «звон времени», ведущий свое начало на Руси от башенных часов Лазаря Сербина (1404), – умолк. Для большинства ныне живущих привычен писк радиосигналов «точного времени». Но это точное время далеко не всегда было тем, по которому реально жили люди огромной страны.

«Вахта являлась и своего рода сигналом времени. Подъем, развод, обед, отбой и другие чрезвычайности вызванивались ударом железяки по куску рельса, подвешенному к лиственнице. При „курантах“ неизменно состоял полковник, инспектор кавалерии штаба Ленинградского военного округа, кавалер орденов Боевого Красного Знамени, Георгиевский кавалер, один из командиров „Дикой дивизии“ в гражданскую войну, заключенный Борис Борисович Ибрагимбеков (Ибрагим-Бек). Святой человек! Умер на „инвалидке“ 23-го – 6-го километра в 1943 году».[223]

Этот рельсовый «звяк» годами, десятилетиями слышали миллионы наших соотечественников. И не только в лагерях на Колыме, как актер Жженов. Стройки, полевые станы, деревни, поселки… надо ли все перечислять? Новые времена – новые «звоны».[224] Думается, исключать этот жизненно важный элемент звукового быта многих поколений из истории русского звона в XX веке никак нельзя. Разумеется, нельзя и впрямую отождествлять «рельсы-куранты» с церковными билами и клепалами.

Из знаменитой книги Н. И. Оловянишникова, к которой я вполне традиционно отсылаю читателя, процитирую лишь одно место, касающееся соотношения смыслов использования бил и колоколов в православном богослужении: «Слабые звуки дерева и железа (бил и клепал. – С. Р.) напоминают нам неясные, таинственные речи пророков, а шум и стройная игра колоколов – благовестие Евангелия, торжество его во всех концах вселенной и наводит мысль на Ангельскую трубу последнего дня».[225] Многовековое сосуществование деревянных и железных бил и клепал с колоколами было характерно не только для греческой, но и для русской православной церкви. Удивительно, но и в «бесколокольные» советские времена била и клепала сохранились, зарывшись в толщу быта. Колокола молчали, била звучали, выполняя, пожалуй, все функции, кроме богослужебной и художественной. Стук и звяк заменили изъятый из жизни звон – в полном соответствии с основным вектором развития звуковой среды России XX века… Но вполне возможно, что и в этой ситуации именно народная культура с присущей ей жизнехранительной консервативностью стала источником возрождения древней традиции «музыкальной формы клепания», или «первичной формы колокольного звона», по выражению С. В. Смоленского.[226] Речь идет о пастушеском барабане («пастухальнице», «барабанке»), открытом фольклористами в 1960-е годы.[227] Впрочем, это слишком сложный, специальный вопрос, чтобы обсуждать его вот так, вскользь, на бегу, у черты. Замечу только, что оживление «бильно-барабанной» традиции и начало ее научного осмысления удивительным образом совпали с послевоенным возрождением колокольного звона и его научно-художественным возвращением в духовную жизнь страны.

А что же ныне, на излете XX века?

«Сегодня тысячи церквей и колоколен молчат ввиду отсутствия колоколов, – пишут Шариков и Жихарев Задача оснащения пустующих колоколен непроста Запасы меди и олова, являющихся основой для колокольной бронзы, в стране истощены, что явилось одной из причин резкого повышения цен на них».[228] Далее авторы отмечают несколько преимуществ металлических бил (или «плоских колоколов» – в отличие от тюльпанообразных):

качество звука; более низкие тона; простота в изготовлении; меньший вес при той же силе звучания. Последнее обстоятельство оказалось, по-видимому, решающим: отливка больших колоколов сложна и дорога, но еще сложнее их подъем и подвеска на старых, обветшалых в большинстве своем колокольнях и звонницах. Изготовленные из титановых сплавов била стали с успехом заменять большой колокол в наиболее распространенных (в 3–6 колоколов) звонницах возрождаемых храмов. Сложность крепления пластинчатых бил на шнурах-растяжках компенсируется высокой точностью их настройки. Они не окисляются, абсолютно стойки к ударным воздействиям даже в сильные морозы, намного дешевле колоколов. Но главное все же – качество звука.

«Била делаются из катанного металла, который более однороден и плотен по сравнению с литым материалом колоколов. Он не имеет раковин, микротрещин, более постоянен по толщине, поэтому звук бил обычно чистый (без аберраций и «квакания») и длится обычно 1–2 минуты (у хороших колоколов – 10–20 секунд)… Другой особенностью бил является их более низкий звук по сравнению с колоколами».[229]

Спускаясь с небес на землю, натыкаешься еще на одну хорошо знакомую всем проблему. Для меня она окрашена в авраамовско-сараджевские тона симфонического столкновения на гребне времени (на переломе жизни) гудка и звона. Есть что-то глубоко символичное, даже навязчивое в той неуклонности, с которой гудок и звон «сшибаются» в переломные для жизни страны годы. Так было в середине 20-х, на грани 50–60-х (когда были запрещены звуковые сигналы автотранспорта в Москве и других столицах – и накатила последняя волна антирелигиозной борьбы), так случилось и «под занавес». Одновременно с возрождением колокольного звона на Россию обрушилось сиренное бедствие.

Сознаю, что мое восприятие проблемы противоугонных сигнальных устройств в корне отличается от мнения автовладельцев. И даже от тех из них, что входят в правительство Москвы, которое осенью 1998 года провело специальную кампанию по борьбе с незаконно установленными «мигалками» и сиренами спецназначения. Но факт остается фактом: вой сирен, писк, треск и свист в сочетании с привычным уже ревом моторов миллионов появившихся в 90-е годы личных авто заполонили городской день, нет от них покоя ни «тихим» вечером, ни даже ночью. Остановить этот вал черного шума[230] способен, кажется, только ураган. Гром небесный… землетрясение… лавина… громада рухнувшей зеленой тишины деревьев… Но и колокольный звон (пусть пока колоколов вкупе с билами – сотни, а против них – легион!) бьет сверху, подобно молнии или сверкающему копью Георгия Победоносца. Все сильнее ощетинивается «индивидуальным звуковым миром» автомобиль. Многие из них давно напоминают «гроб с музыкой», и эта гремящая, бухающая внутри музыка все чаще вырывается наружу. Моторизированный наступательный вариант достижения «звуковой свободы и независимости» в агрессивной акустической среде (впрочем, в неагрессивной тоже) смыкается с пассивно-оборонительным, преимущественно пешеходным-пассажирским (плеер у пояса, пробки наушников в ушах). Все больше у человека технических возможностей отгородиться от звуков мира, замкнуться в индивидуальном звукококоне, пронестись по городу с грохотом и свистом – или наоборот, тихо брести с отрешенным видом, набив гремучей музыкой собственный череп по самую макушку.

Новейшие исследования в области экспериментальной волновой генетики позволили установить, что больной организм издает звуки, подобные низкочастотному звучанию бас-гитары. Здоровый же звучит, как колокол.[231]

Выбор существует. Уши можно открыть. Колокола вновь звонят. И можно слушать звон. И думать о вечном, и видеть небо, и ощущать присутствие Тишины.

…колокол около облака