Воспоминания провинциального адвоката - Лев Филиппович Волькенштейн

Карпуша:

— Как я вам благодарен…

И он начал сбивчиво рассказывать о том, что он не ругал Иноземцева, что это Золотухин и прочее.

Рихтер:

— Он не поверит, не стоит волноваться, поезжайте на станцию, обеспечьте себе купе, а история не уйдет, все будет расследовано и улажено.

Взяв под руку Карпушу, он повел его через сад к выходу, сзади двигался Каялов, замыкал шествие дюжий казак. Карпуша лопотал:

— Разве я посмею…

А Рихтер нежно успокаивал, пока не усадил в экипаж. Иноземцев, «спасшийся от неминуемой гибели», наблюдал из окна, как ловко Рихтер успокоил и отправил больных.

Возвратившись в дом, Рихтер по телефону сказал начальнику станции, что выдал разрешение на купе, но если не приедут занять купе дама с сестрой и мужем, то одному господину Титрову не давать купе под каким-либо предлогом, так как он производит впечатление больного, которому нельзя одному ехать.

Вечером после спектакля «компания» ужинала в курзале. Каялова не было, он дулся на Золотухина. Рихтер немного знал Золотухина, а с Вальяно был знаком, почему подошел поделиться впечатлениями дня с «нашествием» на дачу Иноземцева. Хорошо похохотали, особенно по поводу Каялова. Рихтеру рассказали всю историю. Он хохотал до упаду и пошел к столу Иноземцева, откуда вскоре раздался хохот. Надо было знать Каялова, чтобы оценить его фигуру, «подкрадывающуюся ударить Иноземцева».

Между тем Карпуша, уехав в Ростов, затаил злобу и, будучи уверен, что Иноземцев не простит обиды, обратился к помощнику присяжного поверенного А. за советом. Тот пришел к заключению, что необходимо немедленно возбудить дело против Золотухина, выставив свидетелями господина Иноземцева и других. Этим путем будет парализовано преследование Титрова. Удачный план был приведен в исполнение, и вскоре после возвращения из Кисловодска Золотухин получил повестку к мировому судье, которую привез ко мне.

— Никогда не предполагал, — сказал Золотухин, — что получится такая прекрасная история. Умираю от любопытства, прошу вас, поедем к мировому, прочтем, в чем дело.

Поехали. В жалобе изложено все событие, а обвинение формулировано: Золотухин с целью оскорбить честь и доброе имя жалобщика и зло его осмеять, выдавая себя за Титрова, дабы навлечь на него жалобу со стороны господина Иноземцева, и т. д.

— Хотя, — пишет поверенный, — место действия вне Ростова, но так как все лица, причастные к делу, проживают всегда в Ростове, просим признать производство подсудным ростовским мировым учреждениям.

Золотухин был в восторге и предвосхищении, как все разыграется. Свидетелями вызывались господа Иноземцев, Рихтер, Вальяно, Кундури, Турунов и Волков. В день разбора дела Золотухин сообщил по телефону, что желает присутствовать. Камера была полна, ибо «компания» вся пришла. Хмурый Каялов сидел несколько поодаль с Титровым. Мировой судья объявил слушание дела и огласил заявление господина Иноземцева о невозможности явиться вследствие неотложных занятий. Мы согласились слушать дело без него, а если окажется необходимым его показание, то вызвать его в другое заседание.

Мировой судья А. А. Корсун, видимо, сурово отнесся к проступку Золотухина, почему прочел жалобу с чувством, покачивая головой укоризненно.

— Не желаете ли примириться? — спросил судья.

— Никоим образом, — объявил Карпуша.

— Пригласить свидетеля Рихтера.

Рихтер, серьезный инженер, обстоятельно стал рассказывать о появлении незнакомых людей на террасе, об испуге Иноземцева, о его бегстве с террасы, о предположении, что пришедшие — больные, особенно господин с палкой испугал господина Иноземцева. «Компания» воззрилась на Каялова. Пошли по камере смешки, а когда Рихтер установил, что никто не звонил к Иноземцеву и что была шутка, то развеселился мировой и шумно проявила восторг посторонняя публика в камере.

Вызвали Вальяно, который показал:

— Мы полюбили К. А. Титрова, зовем его дружески Карпушей и всегда с ним шутим. И этот раз Г. Я. Золотухин очень наглядно не соединил телефона, импровизировал разговор с управляющим Владикавказской дорогой, будто разругался, и не поняли этого только господа Каялов и Титров.

Опускаю подробности, вызвавшие еще больше смеха. Сконфуженный Каялов ушел из камеры. Мировой судья к поверенному Титрова:

— Считаете нужным допросить остальных свидетелей?

Поверенный:

— Нет. Считаю дело разъясненным и прошу таковое прекратить за отсутствием состава проступка, но шутка все же вышла злая.

К этому заявлению я присоединился. Мировой судья объявил о прекращении дела. Стали расходиться. Вальяно к Титрову:

— Ну, Карпуша, спасибо, что прекратил дело, не стоит ссориться. Гриша тебя любит.

Титров хмуро:

— Из-за этого Гриша может без головы остаться.

Подошел Золотухин:

— Вот, Карпуша, как ты изменился после женитьбы, какой стал злой, хотел меня упечь в арестантские роты, погубить… А за что? Я тебе сказал, что помогу тебе и достану купе. Скажи, достал?

Титров:

— Не совсем ты, но, пожалуй, достал.

Золотухин:

— Ты же не спросил, как это сделано. А я сделал как понимаю, и за это ты хотел меня погубить и мою семью.

Титров:

— Что ты есть за человек? Ей-богу, не понимаю.

Золотухин:

— Знаешь, Карпуша, пойдем закусим пред обедом и выпьем за здоровье твоей жены и за Иноземцева.

Уговорили Титрова. Поехали в клуб, где весело посидели часок. Карпуша оттаял. Вечером, как мне передали, разделывали Каялова.

— Ваня, — убеждал Золотухин, — подари мне твою палку, она тебе не идет. Видишь, что подумал господин Иноземцев? Мужчина ты красивый, а палка портит «ансамбль».

VI

В доме Каялова на главной улице города московская фирма Мандель «готового платья» открыла магазин, хорошо снабженный товарами. Каялов как-то зашел в магазин узнать, все ли в порядке сдано фирме. Заведующий магазином, между прочим, стал показывать Каялову образцы готового платья и обратил его внимание на изящный покрой и дешевизну.

— Посмотрите брюки, и прошу вас одеть их, очень прошу, чтобы вы убедились, как у нас шьют. Ну, для нашей рекламы оденьте.

Уговорил, и Каялов облачился.

— Действительно, хороши и красивые, даже подходят вполне к синему пиджаку.

— А цена, обратите внимание, всего 7 рублей.

— Не может быть!

— Прочтите, будьте любезны, на этикетке.

— Действительно, 7 рублей.

— Доставьте удовольствие, Иван Яковлевич, возьмите брюки.

— Так и пойти?

— Всеконечно. Совсем фигура у вас другая стала. Брюки — это пьедестал для бюста, и от них весь вид фигуры.

— Хорошо, спасибо за внимание, пойду удивлять знакомых и рекламировать магазин, — весело попрощался Каялов.

Утром в клубе обычно собирались к часу дня. Явился Каялов в изящных брюках.

— Гриша, нравятся тебе штаны?

Золотухин осмотрел:

— Хороши, фасонисты. Поздравляю с новосельем, перебрался в новые штаны.

— А знаешь, что купил готовые?

— Не может быть! Никогда не подумать. А цена?

— Никогда не угадаешь.

— Рублей пятнадцать?

— Читай, — сказал Каялов и вынул из кармана этикетку.

Золотухин науськал друзей и знакомых справляться у Каялова по поводу штанов, и к нему приставали. Вначале все шло прекраснодушно. Некоторые ловко заводили