Долгие Дороги - Дэн Марко

какого бы то ни было ответа, Вергилий послал ещё один заряд, подкосивший Вестерфозе, и в момент, когда мощность увеличилась, оружие претеританта в миг поразило с холодной точностью малый элемент на костюме, разрезав устройство, даже не задев кожу.

Всё закончилось за долю секунды, и голос старого мужчины отныне замолк.

Усталый учёный лишь отчасти понял, что произошло, но его ноги более не могли крепко стоять на земле, и в моменте своего падения он был пойман своим спутником.

Тяжесть на шее больше не сдерживала, больше не тяготила его. Не утаивая эмоции, он заплакал, крепко сжимая Ребис.

Претеританту не были привычны подобные акты, точно также, как поведения или слова, чтобы утешить кого-либо в подобной ситуации. Однако что-то внутри говорило им, что слова в данный момент излишне. И лишь мягкие прикосновения большой руки на спине учёного, которые они воспроизводили – было чем-то необходимым для Даниэля, чем-то по-человечески правильным. Осознание этого, вызвало заботливую улыбку на их лице.

В скором времени, Вестерфозе, под воздействием усталости уснул. Ребис нежно подняли его тело на руку, принеся обратно к костру, у которого всё ещё сидел Ахав.

Бельгиец обратил внимание на бессознательное состояние одного из спутников, а также доселе слышимые крики, однако не стал расспрашивать другого. По крайне мере, это может подождать до завтрашнего утра, когда учёный сможет объяснить всё сам.

Претеритант уложили учёного на землю, недалеко от костра. Им было известно, как хрупки человеческие тела, в том числе как к холоду, так и к более душевным травмам. Понимание этого, однако удивило Ребис. Они не ожидали от себя такого рода эмпатии к кому бы то ни было. Чувства свойственные человеку. Давно позабытое ощущение. Слишком давно.

…

Вьятт вытер платком пот с головы. Ему удалось собрать всех учёный в одной из складских комнат, как и просил его сделать Дисмас. Он точно не знал, что именно задумал его бывший коллега, однако беспокойство только усиливалось с течением времени. Планы этого человека, до сих пор оставались для него загадкой. Слишком пугающей загадкой.

Возможно, он хотел сделать объявление, что-то сказать им, но зачем в таком случае выводить их из зала с телепортатором?

Уже многие начали перешёптываться, включая находящегося там же Ирвинга, который так же не был в восторге. Их тоже смущало подобное действие, не говоря уже о волнение из-за всей сложившейся ситуации. Некоторые всё ещё намеревались уйти, но страх ещё держал их там.

Самого пропавшего учёного пока нигде не было. Вьятт не слышал иных звуков, со стороны коридора. С момента перемещения того претеританта с чёрной кожей, после которой их увели в комнату, он понятия не имел, что там могло произойти.

Но знание о планах Дисмаса которые он сам ему поведал, в отношении Ребис, не могло внушат уверенности касательно дальнейшей программы их отделения Института.

Вскоре дверь открылась, а в проходе показалось неприветливое лицо претеританта, смотрящего на доктора.

– Ты! – грубо проговорил он, указывая на него. – Выходи, сейчас!

Вьятт покинул помещение, под множественными взглядами своих коллег. Он разделял с ними свой страх за жизнь, перед видом этого чудовища, но неповиновение могло быть ещё хуже.

Выйдя в коридор, дверь за ним закрылась руками того же гиганта. Его красные глаза, указали учёному на фигуру в плаще, облокотившуюся на противоположную стену. Рядом с ним, на подставке стоял тот самый граммофон, с уже поставленной пластинкой.

Дисмас в свою очередь, достаточно спокойно зажигал очередную свою сигару, сперва даже не обратив внимание на подошедшего к нему Вьятта.

– Ах да, доктор. – произнёс он из-под шляпы, когда табачный дым начал подниматься к потолку. – Прошу прощения за ожидание, нужно было уладить последние приготовления, перед уходом.

– Наш договор всё ещё в силе, так ведь? – сразу, перейдя к делу вопросил учёный.

Дисмас ответил не сразу, будто бы испытывая терпение своего бывшего коллеги. Взглянув на него из-под шляпы, он спустя непродолжительное время кивнул.

– Освободить сотрудников этого отдела, да, я правильно помню.

Достаточно быстро, его внимание переключился на граммофон рядом.

– Не хочешь послушать музыку, Уоллес? – Внезапный вопрос, заставил учёного повременить с расспросами о действиях бывшего сотрудника. – Нашёл одну из тех пластинок, которые ты ставил, когда мы все собирались вместе. Помнишь? Моя самая любимая.

На профиле в центре была полустёртая старая надпись, из букв, которой можно было составить название и год: «The Moon Was Yellow» Танго; 1932 год.»

Вьятту было искренне непонятно, причём и зачем Квазар принёс сюда этот старый аппарат. В такой серьёзный момент, когда учёный практически убедил его оставить всех живых он решает пошутить? Это было не в его характере.

Необычным взмахом руки, он отдал команду огромному существу. Зверь подчинился, и открыв дверь в комнату с учёными, вошёл внутрь.

Что-то было не так…

Пока доктор провожал взглядом претеританта, Дисмас уже настроил и включил проигрыватель. Спустя несколько мгновений шипения прокрутки, из трубы послышалась музыка.

Скрипящая из-за возраста аппарата, мелодия, состоящая из сочетания скрипки и духовых инструментов, довольно громко разносилась по коридору. Сама по себе композиция была неплоха, даже красива, однако Вьятт искренне не понимал, в чём именно заключалась причина этого показного представления.

Он намеревался уже задать вопрос к Квазару, но курящий мужчина предугадал его действие и пальцем указал на граммофон. Это было указание ждать.

Доктор ещё некоторое время задержал недоверчивый взгляд на спокойном лице Дисмаса смотрящего в пол, прежде чем начал вслушиваться в композицию.

В скором времени начались слова.

«The moon was yellow, and the night was young…»

Певучий голос мужчины растягивал слова, под знакомую мелодию. Учёного же продолжала терзать необъяснимая тревога, даже не смотря на отсутствие видимых причин.

«…A smile brought us together, and I was wondering whether…»

В этот момент, Вьятт услышал странные звуки из закрытой комнаты с его коллегами. Это было похоже на топот и стук, который, с каждым разом всё усиливался. Позже, стали слышны более громкие шаги, а с ними и звук чего-то тяжёлого.

«…We’d meet again someday…»

Затем послышались голоса, множественные, неразборчивые, постепенно становящиеся громче. Но в них ощущалось что-то ещё… что-то тревожное…

Вьятт хотел бы было подойти к двери, чтобы разобрать голоса, но его резко остановила рука Дисмаса.

– Дослушайте песню до конца, доктор. Я настаиваю. – последнее слово было сказано твёрже.

Музыка продолжалась, а вместе с ней, голоса в закрытом помещении стали превращаться в настоящие крики, среди которых были отчётливо различимы и те, которые узнавал сам Вьятт. Топот шагов становился ещё чётче и многочисленней.

Учёный увидел это