Гадюка - Биннур Шафак Нигиз

от неожиданности, но ничего не сказала. Сидела перед ним в одном нижнем белье, но было так темно, что он никак не смог рассмотреть мое тело. Поэтому я расслабилась и вдохнула запах чистого свитера, немного отдающего нафталином.

– Все еще плачешь? – мягко спросил он, а потом скользнул рукой по голой коже на моей талии и поправил свитер. Я сглотнула, почувствовав, как в местах его прикосновений вспыхнул огонь. Нет, я уже не плакала. Кажется. – Ты поранилась?

– Нет, – коротко ответила я.

– Хорошо. – Он натянул одеяло на мои голые ноги. – Ты плачешь?

– Нет, – с запинкой прошептала я, не сомневаясь, что он мне не поверит.

– У тебя небольшая температура. – Я ему не поверила, потому что кожа под моими пальцами была ледяная. – Если не хочешь заболеть, лучше поспи. Отдохни.

– Не думаю, что смогу уснуть, – хрипло прошептала я.

– Почему?

– Потому что не могу избавиться от этого чувства.

Я знала, что ему это хорошо знакомо, и он и не стал ждать объяснений.

– Если планируешь проплакать до вечера, знай: я не вынесу твоего нытья, – сказал он бесстрастным тоном. Вон он, тот Эфкен, с которым я провела последние несколько дней. Именно таким он и должен быть. Он снова вернулся к своей природной сущности. Поэтому я ничуть не удивилась.

– Ладно, – согласилась я. В отличие от меня, Эфкен удивился, потому что явно он не ожидал такой покладистости.

– Если будешь ныть и портить мне настроение, то я приду и отшлепаю тебя, – сказал он. Я попыталась сглотнуть боль в горле, а потом легла на кровать и, натянув одеяло до самой шеи, уставилась в пустоту.

– Я не ною, – прошептала я.

– Точно?

– Да, – солгала я.

Некоторое время он сидел на краю кровати, а потом сделал то, чего я совершенно не ожидала: нагнулся, чтобы снять ботинки и носки, отбросил их сторону и залез в постель. Когда я попыталась сесть и посмотреть на него, он надавил ладонью на мою голову и прижал к подушке.

– Что ты делаешь? – заикаясь, спросила я.

– Что я делаю? Лежу на своей кровати.

– Но…

– Что «но»? – спросил он напряженным голосом. – Не знаю, помнишь ли ты, но это моя кровать. И комната тоже моя.

– Ты прав, – согласилась я и начала вылезать из-под одеяла.

Он остановил меня:

– Что ты делаешь?

– Что? – удивилась я; голос все еще дрожал от слез.

– Ты будешь спать здесь, – прорычал он, выделяя каждое слово. – Со мной.

– Почему? – спросила я, чувствуя, как сердце разрывается от странной боли. При любых других обстоятельствах я бы закричала, но у меня просто не осталось сил. Я чувствовала себя развалиной, руинами, обвалившимся зданием и ничем не отличалась от человека, оказавшегося под завалом.

– Потому что я принес тебя на руках из сердца леса, – торжественно ответил он. – И если думаешь, что ты пушистый маленький котенок, то спешу огорчить: весишь ты как горный лев.

– Ты очень жесток, – простонала я.

– Если бы ты знала, насколько я жесток на самом деле, то бежала бы без оглядки. – Он сделал короткую паузу. – Конечно, я бы последовал за тобой, куда бы ты ни пошла, и нашел тебя. Твой запах – самое серьезное препятствие, какое только можно придумать. Все равно что стена, преграждающая путь к бегству. Я изучил твой запах и теперь знаю его так хорошо, что распознаю его даже в мерцании адского пламени. Даже если ты превратишься в пепел.

От его слов сердце у меня в груди учащенно забилось. Я медленно перевела взгляд на него: он стоял на коленях и смотрел мне прямо в лицо. Матрас прогибался под его весом. Когда он наклонился ко мне, его насыщенный запах нахлынул на меня.

– Ты поняла меня?

Я медленно закрыла усталые глаза и снова открыла их.

– Я хочу спать.

– Хорошо, – сказал он, не отрываясь от моих глаз. – Тогда спи.

– Я могу поспать в гостиной.

– Нет, – спокойно ответил он. – Здесь.

Я сглотнула.

– Почему?

– Потому что, стоит мне только выпустить тебя из виду, ты полуголая бежишь в лес и рыдаешь там как ребенок. Мне это не нравится. – Он приподнял одеяло и забрался под него. Я замерла рядом с ним. – Я спать, – громко сказал он. – Будешь снова плакать – придушу подушкой.

– Хорошо, – пробормотала я.

Хоть моя покорность и показалась ему странной, Эфкен повернулся ко мне спиной и натянул одеяло до самого подбородка. И только его смуглая рука осталась лежать сверху. Некоторое время я наблюдала за ним, но боль внутри не утихала. Она была такой сильной, что крепкий сон, казалось, удалялся на миллионы лет от меня. Даже за то короткое время, что я открывала и закрывала глаза, мучения усиливались. Эфкен, вероятно, уже заснул, а я все еще тонула в течение минут, которые превращались в часы и поглощали меня, словно воды ледяного озера. Прижимаясь щекой к подушке, я смотрела, как размеренно он дышит, смотрела на его шею, густые волосы, мускулистую и подтянутую спину, не прикрытую одеялом.

– Все еще плачешь? – спросил он, когда я тихонько шмыгнула носом. В тот момент я поняла, что из моих глаз скатилась пара слезинок. Я ничего не ответила и продолжила молча смотреть на его шею.

Я совсем не ожидала, что он повернется ко мне. Я с изумлением уставилась в его льдисто-синие глаза, которые сияли даже в темноте комнаты. В них виднелись серебряные искорки, очень похожие на холодный свет заиндевевшей луны на небе. Когда он нежно привлек меня ближе к себе, я почувствовала, как мое тело напряглось. Но все равно прижалась к его теплой груди и уткнулась носом в ложбинку у него на шее. Каждый удар моего сердца, казалось, проталкивал кровь к моей груди, порождая там реку смерти.

Эфкен медленно провел рукой по моей щеке, будто хотел вычерпать горстями море моих слез. На кончиках его пальцев собралось несколько капель, а их близнецы готовы были вот-вот сорваться с моих ресниц и скользнуть вниз по щеке. Мое сердце сжалось, словно сбрасывающая кожу гадюка, но в этот раз я чувствовала не только боль. Я жадно втягивала в себя его запах, исходящий от теплой шеи Эфкена – горячей, как ближайшая к Солнцу планета.

– Здесь ты не будешь плакать, – спокойно произнес он, но я была далека от спокойствия. Мое сердце колотилось как бешеное. Запустив пальцы в мои волосы, он начал массировать заледенелую кожу головы, и от его жарких прикосновений мое тело расслабилось. – Я не позволю тебе плакать.

– А если я заплачу?

– Я заключу тебя в объятия, – сказал он. –