Да будет свет... - Анатолий Федорович Дьяков

лука, отбросили бы нас либо на бетонную плотину, либо на скалистые берега, либо в беснующуюся пучину. Бывали случаи падения в поток самосвалов, и тогда всего за какие-то минуты от автомобилей ничего не оставалось: водяная молотилка перемалывала их до неузнаваемых деталей. Мне тогда почему-то подумалось, что жизнь должна выйти лучше и осмысленнее, если она за что-то подарена тебе дважды.

Экипаж отказался лететь обратно в этот же день: сказывалось перенесенное нервное напряжение. Ночь мы провели в поселке при Токтогульской ГЭС. На следующее утро я сообщил министру Хамидову по телефону, что намерен побывать на энергетических объектах Узбекистана и начать осмотр с Андижанской области. Азиз Хакимович поручил своему первому заместителю Марату Садыковичу Ташпулатову встретить меня в Андижане у здания администрации местного предприятия электрических сетей. Каково же было мое удивление, когда в условленном месте рядом с Ташпулатовым и руководителем электросетей я увидел еще и шестерых братьев Зияевых! Мы обнялись, обменялись приветствиями. Вдруг я заметил на их лицах следы печали. Оказывается, семью постигло большое горе: умер Эргаш Зияевич. Поистине, в этой жизни ничто не приходит само, и мало что — надолго.

По мусульманским обычаям не полагается посещать могилы близких когда заблагорассудится, но названные братья не нашли в себе сил помешать мне поклониться праху отца. Эргаш Зияевич был похоронен на давно уже закрытом кладбище, расположенном в центре города. Через центральные ворота мы вошли в обитель последнего упокоения душ правоверных мусульман. Справа от ворот, на специальной площадке, я увидел огромный памятник из черно-серого гранита. Он стоял на высоком пьедестале в виде естественной каменной глыбы. По камню был выбит барельеф и под ним — две фразы на арабском и русском языках: «Здесь покоится муфтий Зияев Эргаш». Оказывается, мой названный отец был муфтием Андижанской области! «Но ведь на могилах мусульман не устанавливают памятников с барельефами», — подумал я тогда.

Братья расположились вокруг памятника: одни сели на скамейку, другие опустились на корточки. Все начали читать молитву из Корана. Видеть это было для меня, по меньшей мере, странно. Как же так? Ведь старший брат, Абдурашит, работал заведующим административным отделом Андижанского обкома КПСС, двое других — крупные руководители областного масштаба: начальники мелиоративного и автохозяйственного управлений. Самый младший, Абдукаюм, сначала руководил районным, а затем областным потребсоюзом. И такая откровенная демонстрация приверженности исламским традициям!

Затем мы поехали в фамильный дом отца, где у каждого из братьев, имевших свои отдельные квартиры, были персональные, но проходные комнаты. Мне предложили взять с собой всех членов комиссии: в Средней Азии существует мнение, что всякий гость от аллаха — чем больше гостей, тем лучше для хозяина. Но я почему-то пригласил с собой только Валентина Дмитриевича Лосевского. В доме на меня надели узбекский халат и тюбетейку, подарили фотографию отца с подписью «от братьев» и провели по всем помещениям, в том числе и на женскую половину, чем еще раз подтвердили, что я — их брат. Жена Эргаша Зияевича ушла из жизни на несколько лет раньше. Затем все уселись за узбекский достархан и провели вечер по законам Востока.

С этого дня у нас установились обычные житейские контакты, как в любой нормальной семье. Первую серьезную помощь пришлось мне оказывать самому младшему брату, Абдукаюму. Как-то раз он приехал к нам в Москву, чтобы пройти обследование и сделать операцию в одной из клиник Московского НИИ скорой помощи им. Н. В. Склифосовского. Приехал молодой человек с одним кожаным чемоданчиком, который поставил в коридоре у входной двери. Операция прошла успешно. В течение десяти дней, пока Абдукаюм лежал в больнице, Тамара навещала его, возила продукты, смену белья. В последние дни своего пребывания в стационаре мой названный брат попросил купить ему кое-какие вещи, а деньги на эти цели взять в кейсе.

Открыв дома чемодан, который все это время, как бесхозный, стоял у входной двери, Тамара ахнула: он был доверху набит деньгами. Материальный уровень нашей семьи в Москве был уже неплохой, но таких больших денег нам никогда не приходилось видеть. Тамара ничего не взяла, закрыла крышку и спрятала чемодан в шкаф. По возвращении из больницы Абдукаюм хотел было рассчитаться с Тамарой, но она не взяла с него ни одной копейки. «С братьев денег брать не принято, тем более в трудную минуту!» — твердо заявили мы.

Постоянные контакты установил я и со старшим братом, Абдурашитом. Во время летних Олимпийских игр 1980 года он находился в Москве в служебной командировке: в составе большой группы ответственных работников ЦК КПСС обеспечивал безопасность проводимых мероприятий. Однажды Абдурашит явился к нам без предупреждения, прихватив с собой — ни много, ни мало! — восемнадцать своих коллег из Средней Азии.

Гости едва уместились в нашей небольшой, чуть более чем сорокаметровой, квартире. Но Абдурашиту очень хотелось показать своим товарищам, что в Москве у него есть брат, занимающий солидный пост в Министерстве энергетики и электрификации СССР. А еще он считал, что количество гостей должно быть прямо пропорционально степени уважения к хозяину и его семье. Впрочем, наше мнение в этом вопросе совпадало.

Зная восточные обычаи, Тамара угостила всех чаем, выставив на стол все, что было дома. Желающим были предложены водка и коньяк, которые в наших «запасниках» никогда не переводятся: сегодня к ним добавились бы еще джин и виски. Пока гости наслаждались чаем и вели беседу, Тамара спустилась в магазин-кулинарию и закупила все необходимое: ее отсутствия никто даже не заметил. Узбекским товарищам можно было подавать все, кроме свинины и вина.

Чаепитие на Востоке — очень тонкая процедура. Если хозяин хочет подчеркнуть уважение к гостю, то наливает чай в его пиалу понемногу, но непрерывно. Когда я бывал у кого-нибудь дома в Узбекистане или в других республиках Средней Азии, где от жары все плавится и без конца хочется пить, я не выдерживал и со смехом просил хозяина налить мне полную пиалу — «без уважения». Естественно, хозяин мою просьбу выполнял, но потом все же неизменно соблюдал заведенный веками обычай до тех пор, пока я не ставил пиалу на стол вверх донышком.

Мы угощали гостей до позднего вечера. Все были очень довольны оказанным приемом. Но вот что интересно. О наличии у меня названных братьев в Министерстве энергетики и электрификации Узбекистана узнали все — от министра до рядового сотрудника. И с этих пор, когда кто-то из моих братьев приезжал в Ташкент, там всегда уточняли: откуда гость — из Андижана или из Черкесска? В Черкесске мой родной старший брат Александр работал заместителем директора Карачаево-Черкесского предприятия