Заставить замолчать. Тайна элитной школы, которую скрывали 30 лет - Лэйси Кроуфорд

Мне стало не по себе. Да, я имею полное право хранить свою личную жизнь в тайне, но не значит ли это, что я лишаю других жертв своих свидетельских показаний?

«А вас устроит, если мы просто поговорим с этими мальчиками, зададим им кое-какие вопросы?» – спросила Джули.

Мне и в голову не приходило, что до сих пор никто этого так и не сделал. Уже несколько десятилетий я мысленно вела этот путаный и жестокий разговор с ними, о чем они, разумеется, представления не имели.

«Да, я не против. Хотя даже не знаю, где они живут», – ответила я.

«Нам это известно».

«А кто поедет?»

«Детективы».

«И что они им скажут?»

«Побеседуют».

Я сказала ей, что не вижу смысла мстить. Денежное возмещение мне не нужно. И сажать я никого не хочу.

«У одного из них есть дочь», – сказала я, аргументируя свою точку зрения.

«Вот именно, дочь», – сказала Джули. Мой аргумент она не приняла.

Закончив эти беседы с детективм Кертин и лейтенантом Фордом, я возвращалась к своей обычной жизни. Шла вниз и начинала готовить ужин детям. Все казалось каким-то нереальным, и мне хотелось, чтобы так и оставалось: в моем сознании школа Св. Павла стала не более чем вплетенным в отрочество периодом готических невзгод на фоне ограниченного классового сознания, от которого я всеми силами постаралась избавиться. О своем участии в расследовании я не рассказала ни одной из своих подруг. Что касается школы Св. Павла, то они поручили юридической фирме Casner&Edwards подготовить новую серию докладов о фактах ненадлежащего поведения среди преподавательского состава. Первый такой доклад, выпущенный в мае 2017 года, был в основном посвящен недостаткам реагирования на первоначальные обвинения, выдвинутые выпускниками в 2000 году. В нем отдельно указывалось, что фирма продолжит опрашивать потерпевших и очевидцев. Поскольку в августе того же года к расследованию приступила прокуратура штата, это означало, что юридическая фирма и следователи будут работать с одними и теми же свидетелями. Я знала, что школа обратилась по электронной почте ко всем выпускникам с просьбой предоставить свидетельства «нарушений личных границ». Нам с моей подругой, которую тоже изнасиловали в школе Св. Павла, стало смешно. Доверить свою историю фирме, которой платит школа, вместо того, чтобы обратиться прямо в полицию? Полная бессмыслица.

«Они усиленно ищут. Хотят выловить всех пострадавших прежде, чем до них доберутся копы», – сказала моя подруга. Мы слышали, что нынешний ректор лично звонил всем жертвам, предоставившим свои истории, и приносил прочувствованные извинения.

«Это очень помогает, ага», – съязвила моя подруга.

И все же я не сказала ей, что общаюсь со следователями из Конкорда. Я была не уверена, что об этом следует знать вообще кому-либо, кроме моих близких.

Однако в конце августа 2017 года я все же получила персональное обращение от фирмы Casner&Edwards. Холодно-официальное электронное письмо сообщало, что со мной хотят побеседовать. В письме ничего не говорилось ни о том, откуда они знают о моем существовании, ни о теме беседы. Я переслала это письмо детективу Кертин с вопросом: «Что бы это значило».

Джули тут же отзвонилась: «Пора начинать».

Во второй половине дня она поехала в кампус знакомиться с моим ученическим делом. Свое письменное согласие на это я прислала по факсу. Мысленно я представила себе, как ее машина подъезжает к территории школы, сворачивает налево с Плезант-стрит и паркуется на пустынной автостоянке за учебным корпусом, где предположительно располагается архив. Я гадала, почему чувствую себя виноватой. Тогдашний ректор Майк Хиршфелд оказался у себя в кабинете и лично вручил детективу Кертин мое дело. Она сфотографировала все страницы, обложку и мою маленькую фотографию в возрасте четырнадцати лет.

На следующий день Джули позвонила снова. Есть ли у меня какие-то мысли насчет того, что кому-то понадобилось рыться в моем деле через много лет после окончания школы? Через десять-пятнадцать лет?

Нет.

Есть ли у меня какие-то мысли, зачем администрации могло понадобиться вернуться к моим документам? Может быть, что-то произошло?

Нет, насколько мне известно.

В моем деле обнаружилось нечто, чего не ожидали увидеть ни она, ни ее коллеги. И она уверена, что администрация школы очень не хотела, чтобы они это нашли.

Это было сказано отнюдь не ликующим тоном. Она звучала как хирург, который выскочил из операционной сказать, что ситуация несколько осложнилась.

«О, вот как», – сказала я.

Она поблагодарила меня за уделенное время, сказала, что в ближайшее время свяжется, и повесила трубку. Вот что такое расследование, уяснила себе я: тебе задают вопросы, как будто сдирают с тебя кожу, но не успеешь ты сообразить, к чему все это было, как детективы откланиваются. Соблюдение правил – залог правосудия. И тебе еще очень долго не говорят ровно ничего.

Время шло. Порой мне казалось, что мой рассказ следователям о том, что произошло в школе Св. Павла, который я так старалась сделать максимально правдивым и ясным, подобен ребенку – моему дорогому ребенку, пусть неидеальному, но единственному в целом свете. И теперь я отправляю его в это хитросплетение уголовного и гражданского правосудия, как ребенка в первый раз в первый класс. Сможет ли он показать себя? Сможет ли правильно сидеть, правильно стоять, ходить строем? Будет ли соответствовать требованиям системы? Я ждала их комментариев по поводу случившегося со мной.

Той осенью я стала получать электронные письма от людей, связанных со школой Св. Павла. Просто уточняем ваши контактные данные, писали они. Просто стараемся восстановить утраченную связь. Я не отвечала.

Мне снова стали присылать «Жизнь выпускника». Но адресатом почему-то числился мой супруг. Я решила, что это какая-то ошибка, и в наших краях появился его полный тезка.

Наконец, в начале ноября детектив Кертин попросила назначить время для телефонного разговора. К нему присоединился лейтенант Форд. Их голоса в Конкорде отдавались каким-то гулким эхом. Я представила себе помещение, в котором они находятся – металлические стулья, пластиковый стол под дерево. Я расхаживала по ковру, не глядя по сторонам.

«Это один из самых трудных звонков в моей жизни», – начала Джули.

Непонятно, что же такого она может сказать, что усугубит ситуацию еще сильнее. Все самое худшее осталось в моем далеком, очень далеком прошлом.

«А в чем дело?»

«Мне очень жаль, но мы больше не работаем по вашему делу», – сказала она.

«Как это? А почему?»

«Нас сняли с этого расследования», – пояснил лейтенант Форд.

Я сказала, что ничего не понимаю.

«Вот и мы тоже, –