Заставить замолчать. Тайна элитной школы, которую скрывали 30 лет - Лэйси Кроуфорд

«У нее не герпес», – сказал он полицейским летом того года, в котором мне стукнуло шестнадцать.

Невозможно найти более яркое проявление хищной патерналистской уверенности этой школы в том, что ей можно все. Не говоря мне ни слова, с моим врачом связываются и попирают мое право на неприкосновенность личной жизни. Сначала меня трахают в рот, а потом появляется чистильщик.

На исходе 2017 года мне позвонил Джим Кинни, следователь прокуратуры штата Нью-Гэмпшир. Он не попросил меня дать повторные показания об изнасиловании. Его интересовала реакция администрации школы – кому и что я рассказала и что было сделано. Мое дело к нему не поступило, поэтому он не видел ни медицинских документов, ни справок. Тем не менее он опередил меня с выводом, сказав в какой-то момент: «Получается, что школьники узнали о герпесе прежде, чем вы».

Именно так. И теперь я могу доказать это. Администрация школы изучила мои конфиденциальные медицинские документы. Предала их огласке среди учеников. Не сообщила об изнасиловании властям. Привлекла юристов, чтобы они посоветовали, как заставить меня молчать. Беспочвенно назвала меня наркоторговкой. Сказала, что я не смогу вернуться в школу, если не заявлю полицейским, что ничего не было. Я рассказывала почти два часа.

Когда я закончила, Кинни сказал: «Не хочу ранить ваши чувства. Не сомневаюсь, что вам пришлось нелегко. Но ваш случай один из сотен подобных случаев. Все началось еще в сороковых годах прошлого века. Этому расследованию нет конца и края».

Я поняла, что он уклоняется от прямого ответа, и не позволила ему сделать это.

«Очень печально, что коснулось многих других», – сказала я.

«Да, действительно».

«Вот поэтому-то и представляется важным включить в состав расследования документальное свидетельство того, что школа давила на свидетеля и не сообщила о преступлении властям. Я говорю о письме, которое нашли полицейские из Конкорда. Это именно то, что позволит вам выдвинуть обвинения против школы».

«Да, я понимаю. Но мы обязаны поступать по правилам. Даже если мне это не нравится, в данном случае это единственно верный подход».

«Мне известно о существовании этого письма», – сказала я.

«Мне тоже».

«И его исключили из состава доказательств, чтобы выгородить юриста, который его написал? А юристы на государственной службе действительно так плотно общаются с юристами школы?»

«Кое-какие пересечения есть».

«И что, на этом все? Снова тишина?»

«Я не могу использовать это письмо в расследовании без соблюдения установленных процедур».

«Каких именно?»

Он рассказал о назначении присяжных заседателей. О рассылке судебных запросов. Тогда никто не знал, что через несколько месяцев в рамках расследования будет арестован учитель, вступивший в половую связь с ученицей, а затем подстрекавший ее лжесвидетельствовать. Я прочитала об этом в газетах. До того, как об этом узнали полицейские, школа Св. Павла обеспечила учителю запасной аэродром в виде другой частной школы в Нью-Гэмпшире. Ректор Билл Мэттьюз написал ему блестящее рекомендательное письмо. Этот факт вошел в доклад юридической фирмы Casner&Edwards.

Впоследствии я также прочитала, что заместитель прокурора штата Джейн Янг завила о своей глубокой озабоченности в связи тем, что фирма Casner&Edwards продолжает контактировать с потерпевшими и свидетелями.

«И школе, и нанятой ей фирме прекрасно известно о том, что идет официальное расследование. И то, что они продолжают опрашивать свидетелей, озадачивает и вызывает серьезную тревогу», – сказала она репортерам.

Следователь Кинни уверил меня в том, что в интересах расследования обязан соблюдать установленные процедуры. По его словам, это было единственной причиной отстранения полицейских из Конкорда. Все должно делаться надлежащим образом. Я прислала ему документы, которые собрала сама, в том числе медицинские справки и записку, подтверждающую факт телефонного разговора проректора с моим врачом. Присяжные узнают о моем случае, заверил меня Кинни. Я решила, что он меня убедил.

13. Лето 2018

Это потребовало времени, но детективу Кертин все же удалось побеседовать с обоими мальчиками. Она написала мне об этом и предложила обсудить.

«Долго говорить не смогу, – сказала она по телефону. – Что именно вам хочется знать?»

Я думала об этом. Меня бросило в дрожь, и наверное, это было слышно в моем голосе: «Что-нибудь, чтобы я не вообразила, что было еще хуже, чем на самом деле».

Тщательно подбирая слова, Джули рассказала, что один из мальчиков был спокоен и едва ли не дружелюбен. Другой был разъярен. Я предполагала это и в свое время от большого ума посоветовала ей взять с собой мужчину на личную беседу с Риком. Беспокоилась о ее безопасности.

«Кстати, я отметила это в своем рапорте. Что они соответствовали вашему описанию», – сказала Джули. Эта мелкая деталь прозвучала невероятно тепло. Я не сумасшедшая. Я называю вещи своими именами.

«Никто из них ничего не отрицал».

Это требовало осмысления. Я ждала, пока это разрастется, словно пламя костра.

«Они действительно ничего не отрицали?»

«О, они сказали, что все было по обоюдному согласию. То есть все мы были подростками, а вы были заинтересованной стороной». (Стороной!).

«Но ни один не оспаривал, что это было».

Все как будто встало на свои места. То, что они не отрицают факт изнасилования, стало для меня более важным, чем мои собственные воспоминания. Я решила вести себя достойно и не удержалась от «Вау!».

«Но это же признание в преступлении! В уголовном преступлении!»

«Да», – сказала Джули.

«Он дико разозлился, – продолжила она. Она не назвала имени, но я понимала, что речь идет о Рике Бэннере. – То есть „Это было в 1990-м, на дворе 2018-й. Почему именно сейчас?“»

Типичная защитная реакция, которой можно было бы пренебречь, если бы не намек на то, что у меня мог быть какой-то нечистоплотный мотив, объясняющий мою задержку с обращением в правоохранительные органы. Совершенно неведомый мне мотив, и при этом я не судилась и не выдвигала обвинения. Но смысл вопроса был в другом. Этот вопрос пытается изобразить жертву хищником с хитрым планом. Он переворачивает ситуацию с ног на голову.

«Ну да, ну да. Почему-то именно теперь», – сказала я.

Разумеется, я говорила об изнасиловании и в далеком 1991 году. И получила заверения в том, что если дело дойдет до уголовного расследования, то меня исключат из школы и опозорят на все Восточное побережье. Хотелось бы мне, чтобы Джули напомнила ему об этом, но у нее были другие задачи.

Я поблагодарила ее. Раз она не будет заниматься моим делом, возможно, впредь у нас не будет повода поговорить. Было непривычно думать о том, что связь прервется после