Заставить замолчать. Тайна элитной школы, которую скрывали 30 лет - Лэйси Кроуфорд

«Прокуратура закончила свое расследование», – начала я.

«Да, – Джули немного помолчала, потом продолжила: – Мы здесь вспомнили о вас, когда узнали об этом. Сразу о вас вспомнили».

Я была удивлена тем, как сильно это меня тронуло. Захотелось вернуться на несколько десятилетий назад и рассказать той девочке, которой я была, о двух полицейских из Конкорда, которые будут готовы слушать, когда я буду готова говорить.

Попросив разрешения побеседовать с моими родителями об изнасиловании, Джули предложила мне заранее предупредить их об этом. Мы с родителями уже много лет общаемся нечасто и не слишком охотно. Но когда я написала им о школе Св. Павла, они тут же перезвонили. Мы разговаривали чинно и уважительно, как обсуждают диагноз или чью-то утрату.

Я рассказала им о расследовании и о том, что вызвалась дать показания как школьница, подвергшаяся изнасилованию в кампусе. Не возражают ли они, чтобы с ними побеседовали об этом?

«Нет, – сказал отец. – Конечно, нет».

Я поблагодарила его.

«Все это было настолько мучительно, что я и не вспоминаю вот уже много лет как. Как будто действительно вычеркнул из памяти».

У моего отца красивый проникновенный голос. Он поет в том же церковном хоре, где я была солисткой в девять лет. Я купалась в этих знакомых нотках, хотя его слова причинили мне старую, хорошо известную боль. Мой отец не думает о том, что случилось в школе Св. Павла, причем уже много-много лет.

Возможно, мне стоило порадоваться за него – он смог забыть и ему стало легче. Но я не проявила такого великодушия. Я ожидала от его слов столь многого. Я все еще надеялась на искупление для себя и для него. Напомнила себе, что я взрослая и теперь это зависит от меня.

«Но я никогда не забуду, каким тоном Билл Мэттьюз сказал: “Она недостойная девочка, Джим. Не стоит тебе соваться в это, Джим”», – продолжил отец.

Я вышла с телефоном из дома и стояла рядом с грядкой, которую возделываю вместе с сыновьями. Пересчитала кустики помидоров. Ну, разумеется, папа вспомнил Мэттьюза. Как забыть такое любому отцу? Я ждала, что он скажет что-то еще, уничтожит Билла Мэттьюза и похвалит меня – «представляешь, какой урод, надеюсь, он подох, моя замечательная девочка». Может быть, папа решил, что говорить такие вещи нет необходимости. Может быть, все это было и так очевидно.

Тем не менее единственными словами между нами стали сказанные Биллом Мэттьюзом. Мы вспомнили не о том, что сделали с моим телом, а о том, что сделали с моей репутацией. Может быть, воспоминание о том, что дочь очернили, было для папы не столь же болезненным, как воспоминание о ее изнасиловании.

Я – родительница. Я думаю, что могу это понять.

«Прости, что тебе пришлось так стыдиться. И мне жаль, что это еще предстоит», – сказала я ему.

На линии появилась мама: «Да уж, а вот я никогда не забуду (тут она назвала имя священника с хорошими связями в школе, к которому обратилась за помощью). Никогда не забуду, как он сказал: „О нет, виновата же Лэйси. Это ее дела“».

Я этого не знала, а с этим священником наша семья уже не общалась. Со стороны мамы было разумным обратиться к нему за помощью: у них было общее призвание, он знал ее дочь, был известен в школе. Я не удивилась, узнав, что он не поверил, что меня действительно изнасиловали. Маме, как и папе, запомнилась мучительная боль от полученного отказа. А я уже давно предпочитала думать, что люди, которые могли нам помочь, просто-напросто не верили. Мне всегда нравился тот священник. Он познакомился со мной, когда я еще пешком под стол ходила. Разве он не стал бы бороться за меня, если бы узнал, что сделали эти мальчики, если бы узнал, что вытворяла школа Св. Павла? И если не в тот кошмарный год, то во все последующие, когда обвинения в адрес этой школы становились известны всей стране? Жалуя слепым благодать неведения, пострадавшие обретают немного утешения.

Я пересчитывала помидоры на кустиках и чувствовала, что набираюсь сил, а все это выглядит несколько забавным. Это дела Лэйси! Она не достойная девочка! Какой же сильной сделали меня эти мужчины, отрицавшие правду. Насколько были уверены, что я буду плясать под их дудку в этой именитой частной школе в Новой Англии. А я была пятнадцатилетней девочкой в непромокаемых сапогах. На протяжении многих дней едва могла говорить.

Я не помню, когда впервые рассказала родителям о вновь назначенном расследовании и о том, что собираюсь писать о школе Св. Павла. Я очень долго обдумывала эту задачу – ведь мне предстояло свидетельствовать и найти способы сделать свои переживания понятными другим людям. Главное – рассказать историю, но это еще не все. Всегда существует опасность того, что энергия несправедливости выплеснется в признание, что люди ужаснутся, но не изменятся. Полагаю, причина в том, что такие истории уже общеизвестны. Изнасиловали девочку. Надругались над мальчиком. Продюсер, судья, епископ, босс. Рассказы об этом режут слух, но не потому, что они заставляют нас еще раз подумать над тем, кто мы и как устроена наша жизнь. А власть реагирует только тогда, когда ей что-то угрожает.

Ведь мальчики рассказывали всем подряд о том, что произошло между нами в той комнате. И школьное начальство восприняло это спокойно. Невзирая на их возвышенную болтовню о добродетели и нравственности, моя провинность состояла не в том, что я натворила, и уж точно не в том, как поступили со мной эти мальчики. Она состояла в том, что я явилась к педиатру в своем родном городе с клиническим доказательством преступления. Школа решила позаботиться о моей репутации только после того, как я стала реальной угрозой для репутации школы.

Своим рассказом я не намеревалась изменить эту школу. У меня не было намерения изменить страну, чьих будущих лидеров предположительно воспитывают в этой школе. Мы с мужем обсуждали возможность выдвижения обвинений против этих мальчиков. Что это даст нашей семье, как скажется на нашей жизни? Как это поможет другим людям? Мы обсуждали возможность подачи иска против администрации школы Св. Павла – исходя из собранных мной документов и их страха перед разоблачениями я была почти уверена в том, что это кончится каким-нибудь мировым соглашением. Школа заплатит мне, чтобы я продолжала молчать. Мы сможем оплатить высшее образование нашим детям. Я верну родителям долги за оплату медицинских счетов в годы моей юности. Детектив Кертин и