За мной, читатель! Роман о Михаиле Булгакове - Александр Юрьевич Сегень

причем ни одно из моих произведений, будь то беллетристическое произведение или пьеса, не только никогда и нигде не получило ни одного одобрительного отзыва, но, напротив, чем большую известность приобретало мое имя в СССР и за границей, тем яростнее становились отзывы прессы, принявшие наконец характер неистовой брани. Все мои произведения получили чудовищные, неблагоприятные отзывы, мое имя было ошельмовано не только в периодической прессе, но в таких изданиях, как Б. Сов. Энциклопедия и Лит. Энциклопедия. Бессильный защищаться, я подавал прошение о разрешении хотя бы на короткий срок отправиться за границу. Я получил отказ.

Мои произведения «Дни Турбиных» и «Зойкина квартира» были украдены и увезены за границу. В г. Риге одно из издательств дописало мой роман «Белая гвардия», выпустив в свет под моей фамилией книгу с безграмотным концом. Гонорар мой за границей стали расхищать. Тогда жена моя Любовь Евгениевна Булгакова вторично подала прошение о разрешении ей отправиться за границу одной для устройства моих дел, причем я предлагал остаться в качестве заложника. Мы получили отказ.

Я подавал много раз прошения о возвращении мне рукописей из ГПУ и получал отказы или не получал ответа на заявления. Я просил разрешения отправить за границу пьесу «Бег», чтобы ее охранить от кражи за пределами СССР. Я получил отказ. К концу десятого года силы мои надломились, не будучи в силах более существовать, затравленный, зная, что ни печататься, ни ставиться более в пределах СССР мне нельзя, доведенный до нервного расстройства, я обращаюсь к Вам и прошу Вашего ходатайства перед Правительством СССР об изгнании меня за пределы СССР вместе с женою моей Л. Е. Булгаковой, которая к прошению этому присоединяется.

М. Булгаков.

Москва 30 июля 1929 г.

Отправлять подобное письмо почтой? Нет, лучше в чьи-то надежные руки. И неожиданно быстро, без проволочек Булгакова принял начальник Главискусства Свидерский. Этот орган – Главное управление по делам художественной литературы и искусства создали в системе Наркомпроса не так давно, в апреле 1928 года.

– Я совершенно подавлен, Алексей Иванович, – не стал строить из себя несокрушимую скалу Михаил Афанасьевич. – Я написал письмо Сталину с копиями вам, Калинину и Горькому. Могли бы вы передать адресатам?

– Разумеется, Михаил Афанасьевич, передам, я вас искренне уважаю, – выслушав жалобы писателя, ответил высокопоставленный советский чиновник и забрал письма.

Оставалось набраться терпения и ждать.

А вот в санаторий он писал письма без обратного адреса и с припиской: «Для Е. С. Шиловской». В первое письмо вложил засушенные лепестки розы, той самой, про которую говорил, что она похожа на нее. Стоило положиться на благородство начальника штаба, он не станет читать чужие письма, но пес их знает, этих служащих военного санатория, уж у них-то вместо совести служба, и письма вполне могут перлюстрироваться. Во втором письме он написал: «Никогда не разговаривайте с неизвестными». В третье вложил два кружочка – свои глаза, вырезанные из фотографии.

В первое время после ее отъезда он постоянно наведывался в их подпольный полуподвал, где следовало поливать цветы. Но в конце июля исхудавший и черный от загара вернулся счастливый Ермолинский, без умолку рассказывал про свою Туркмению, будь она неладна. Какое дело скромному антисоветскому писаке до грандиозных строек в советской Средней Азии? Но это чепуха, а вот то, что выкинул дорогой друг Сережа в начале августа, повергло Булгакова в шок.

Пару лет назад, получив хороший гонорар, Булгаков повез Любашу в турне по Грузии, и в Тифлисе они познакомились с очаровательной Марикой Чмшкян, внучкой знаменитого армянского актера. Полуармянка-полуфранцуженка, она была необыкновенно хороша собой, добрая, ласковая, всегда веселая. Вскоре она переехала в Москву, работала в Госкино и у них жила на Пироговской. Любовь Евгеньевна, всего на семь лет ее старше, относилась к Марике, словно к своей доченьке.

И вот вернувшийся с полными карманами денег Ермолинский затеял пароходное катание по Волге, пригласил Маку и Любашу, а у них как раз гостила Марика, взяли и ее. И ты, читатель, конечно, уже догадался, что киносценарист мгновенно влюбился в красотку, а она – в загорелого и энергичного киносценариста, пышущего творческой энергией и задором. Все произошло там же, на теплоходе, и, когда вернулись в Москву, на другой день Ермолинский явился на Пироговку и объявил:

– Марика! Я безумно люблю вас, будьте моей женой! Согласны?

– Согласна, – не раздумывая, ответила Марика.

– Тогда собирайте вещи, переселяемся ко мне.

И она послушно отправилась собирать вещички, которые привезла, намереваясь пожить на Большой Пироговской всего пару недель.

– Позвольте, позвольте, я не позволю! – возмутилась Любовь Евгеньевна, будто и впрямь приходилась Марике родной матерью.

Общественно-литературный журнал «Россия», публиковавший роман «Белая гвардия». Обложка пятого номера

[МБ КП ОФ-3145/18]

– Я тоже! – воскликнул Михаил Афанасьевич, понимая, что явочная квартира подпольной организации отныне провалена.

– Как это? – заморгал Сергей Александрович.

– А вот так! – топнула ногой Белозерская-Булгакова, но больше ни на что не оказалась способной, ибо никаких прав не имела.

С этой катастрофой не могли сравниться никакие запреты на его творчество. Он был вне себя от ярости, подергивания головой и плечом, чудесно исчезнувшие и не проявлявшиеся с марта по август, вновь вернулись. Он написал в Ессентуки письмо: «Явочная квартира раскрыта жандармами», но благоразумно не отправил его. Отчаяние настолько затуманивало мозг, что он даже не думал о том, как много есть других знакомых, которые могут время от времени куда-то уезжать, оставляя свободными свои квартиры или хотя бы комнатенки. Горюя, продолжал писать горестные записки о писателе-неудачнике, написавшем роман, который никому не нравится.

Никогда еще ревность к Шиловскому не приводила его в такое тоскливое бешенство. Стоило представить себе, как благочестивое семейство прогуливается по аллеям курортного городка и как ночью… о-о-у-у-у! – хотелось выть ему псом, которого ошпарил кипятком повар столовой нормального питания. Бедный влюбленный пес-булгак!

И он твердо решил навсегда порвать с ней. Написал в санаторий: «Быстрее приезжайте, Вас ждет достойный подарок». Вернувшись из Ессентуков, она позвонила и вскоре пришла в гости, посидела недолго, попросила Михаила Афанасьевича ее проводить, явно желая, чтобы они сразу пошли в Мансуровский, но на улице он ее огорошил:

– Наша подпольная квартира вернулась владельцу, и, что самое катастрофическое, он поселился там с молодой женой.

– Это и есть тот достойный подарок? – спросила она, сильно разочарованная.

– Нет… Иное… – замялся он, намереваясь сказать ей: «Между нами все кончено», – и не имея сил произнести суровый приговор их подпольной организации.

– Что же?

– Я…

– Смелее!

– Я решил посвятить тебе свой роман.

– Вот как? – Она остановилась, глянула на