За мной, читатель! Роман о Михаиле Булгакове - Александр Юрьевич Сегень

– Девушка, – окликнул он пробегающую мимо библиотекаршу. – Можно вас на минутку? Скажите, пожалуйста, куда делись карточки на Булгакова Михаила Афанасьевича?

Она подошла, тоже покопалась и заговорщически проговорила:

– Должна вам сказать, карточки на Булгакова изъяты позавчера. Личным распоряжением директора. Но я вам ничего не говорила.

Она убежала, а он, в очередной раз оплеванный, стоял, и ему казалось, что вся читающая Советская Россия проходит мимо него и смеется: гляньте, товарищи, недобитый Булгаков своих карточек в картотеке не нашел, вот умора! Поделом ему, антисоветчику-бракоделу!

– По личному распоряжению, говорите? – проскрипел он зубами и решительно направился искать кабинет настоятеля кафедрального книжного собора имени Ленина. Ему подсказали, он нашел, вошел, обратился к секретарше:

– Сообщите Владимиру Ивановичу, что писатель и драматург Михаил Булгаков просит личной аудиенции.

Феодосий Иванович Кривобок родился и вырос на Дону в семье богатейшего купца-старообрядца, но с детства возненавидел бесчисленные христианские повинности – постоянное хождение в нудную церковь, изнурительные посты, когда всего хочется, а того, чего хочется, нельзя и нельзя, иначе – ад, геенна огненная, муки вечные. И из ненависти к суровому старообрядческому православию повела его прямая дорожка в революцию. От народничества – к марксизму, тюрьма, ссылка, бегство, снова тюрьма, негласный надзор полиции – романтика! У большинства товарищей по борьбе псевдонимы, и Феодосий Кривобок стал Владимиром Невским, о чем теперь гласила увесистая табличка: «Директор Невский Владимир Иванович». Таковой должностью увенчался славный революционный путь человека, лично дружившего с Лениным, участвовавшего в подготовке Октябрьской революции, во время Гражданской наркома путей сообщения и члена Реввоенсовета. Но примкнувшего к рабочей оппозиции Невского задвинули сначала в директора Третьяковской галереи, а теперь – в директора Ленинки.

– Владимир Иванович готов вас выслушать.

Войдя, Булгаков увидел пятидесятилетнего мужчину с простым и наглым лицом, с высоты своего положения взирающего на недобитого контрика. В сущности, можно было развернуться и уйти, без того все ясно, но Булгаков не привык отказываться от испития чаши до дна.

– Здравствуйте, товарищ Булгаков, чем могу служить?

– Добрый день, товарищ Невский, я пришел спросить, отчего в картотеке нет моих карточек?

– Оттого, что и книги ваши, товарищ Булгаков, изъяты из публичного пользования.

– На каком основании, позвольте спросить?

– На основании моего личного проекта об изъятии книг писателя Булгакова из всех без исключения библиотек Союза Советских Социалистических Республик, каковой я представил руководству страны. И начал осуществлять сей проект в своей библиотеке.

– Разве она ваша? Ее собирали Румянцев и Исаков, в ней читатели должны иметь право ознакомиться с любыми произведениями мировой литературы.

– Кроме тех, в коих подло и тайно пропагандируется контрреволюция. Я, кстати, читал рукопись вашего «Собачьего сердца». Там вы откровенно произносите словами вашего профессора Преображенского, что не любите пролетариат. Это у вас собачье сердце, и рано или поздно вас окончательно разоблачат и поставят к стенке как рьяного врага. Странно, что вы до сих пор не арестованы.

– Сам удивляюсь.

– Вот видите.

– Но для того, чтобы читатели могли убедиться, что я был рьяным врагом, не надо ли оставить мои книги хотя бы в главной библиотеке страны? Захотят проверить, а как?

– Наш читатель – человек сознательный, и, если ему партия говорит про кого-то: «враг», он не сомневается в правоте партии. Еще есть вопросы?

– Есть. Хотя бы читателем экспроприированной вами библиотеки я могу оставаться?

– Пока можете.

– Не спасибо и не до свиданья, – произнес Михаил Афанасьевич, как ему казалось, убийственным голосом, хотя в данную минуту убит был он.

Да, читатель, о тебе всегда хотят думать как о безмозглом быдле, которое легко повернуть в нужном направлении с помощью злобного окрика и щелканья кнута. Но ты не всегда такой, а часто бываешь совсем иной, непокорный, непослушный, тебе говорят: «Нельзя!», а ты говоришь: «Нельзя – значит, обязательно надо». Тебя кормят тухлятиной, а ты ищешь свежей и полезной пищи. Тебе нахваливают дрянь, но ты не спешишь употреблять хваленое дерьмо.

Разместившись в главном читальном зале, Булгаков первым делом принялся листать словарь французских пословиц, поговорок и известных высказываний. Открыл наугад и прочел первое попавшееся:

– Il n’y a pas de roses sans épines. – Розы не бывают без шипов.

О чем это? О жизни вообще? О советской власти? О любви? О его ни с кем не сравненной Розе?.. Он стал листать дальше, иногда что-то выписывал, но искомого выражения так и не нашел. И тут ничего не клеилось в его жизни, ну что за напасть!

А была ли Роза? Может, она только приснилась ему? Всевышний! Дай знак! Ну хоть какой-нибудь. Подмигни как-нибудь.

– А что мы ищем? – вдруг прозвучал рядом знакомый голос.

Он вскочил так, что дубовый стул под ним, резко отодвинувшись, издал рев раненого бегемота.

Да, читатель, то была она. Эффектная тридцатипятилетняя брюнетка, элегантно одетая, издающая тонкий аромат французских «Герлэн Шалимар», преуспевающая особа, на завтрак ела яйца пашот и бутерброд с черной икрой, запивая настоящим английским колониальным чаем. Села на соседний стул, окинула взглядом штудируемые им книги:

– Судя по всему, будем писать что-то из французской жизни.

– Вы необыкновенно догадливы, – иронично промолвил он, поражаясь молниеносности ответа Всевышнего и млея оттого, что она все-таки пришла. – Затеял пьесу о Мольере.

– Могу ли чем-то помочь выдающемуся литератору?

– Даже не знаю… Я хочу начать с фразы о том, что Мольер не нуждается в славе, но Франция нуждается в славе Мольера.

– Замечательный посыл. Я знаю это выражение, хотя не уверена, что оно про Мольера. Rien ne manque à sa gloire. Il manquait à la notre.

– Надо записать, повторите, пожалуйста.

Она повторила, он записал. Задумался.

– Это трудно перевести на русский. Надо переводить обходными путями. Вроде того: «Ему уже ничего не нужно добавлять к своей славе, а нам он добавил славы». Только откуда такое выражение?

– Может, поищем вместе? – ласково предложила Шиловская.

И они стали вместе рыться в книгах, что-то находили, чего-то не могли никак отыскать, хоть разбейся.

– Да так ли важно, кто и по какому поводу это сказал. Мы не обязаны давать точные указания. Главное, что выражение – великолепное.

Часа через три она посмотрела на часики, спохватилась, что куда-то опаздывает, и убежала. Но на другой день снова явилась часам к одиннадцати, и на сей раз они вместе работали до закрытия библиотеки.

– Меня всегда дико смешило «публбибл», – смеялась она, показывая ему библиотечные штампы – кружочки с надписью и звездочкой: «публ. библ. имени В. И. ЛЕНИНА. С.С.С.Р.»

– Меня тоже, –