Воспоминания провинциального адвоката - Лев Филиппович Волькенштейн

В ответ на мое письмо получил телеграмму, в которой Сахар обещает полное во всем содействие и настоятельно просит остановиться у него, иначе обидится.

Покатил в Петербург. В те годы поездка долгая, с двумя пересадками, утомительная. Сахар принял меня с большим радушием в богатом доме родителей. Рассказал ему о моих переживаниях и просил узнать, через кого надо действовать, если не пойти официальным путем через Канцелярию прошений[343].

— Это узнать нетрудно, — сказал Сахар. — Это не секрет, найду знакомых с этим вопросом, побегаю сегодня, а вечером, как полагается провинциалу, пойдем в какой-нибудь театр. Значит, встретимся в пять вечера.

Пошел навестить брата[344], которого также просил узнать нужное для моего дела. Побегал по знакомым местам. Сахар вечером сообщил, что завтра он будет иметь необходимые сведения из достовернейшего источника. Вечером был в театре, Мариинском, и с любопытством поглядывал «на верхи», откуда еще недавно слушал оперу.

К обеду следующего дня Сахар категорически заявил:

— Надо обратиться к светлейшей княгине Ливен. Царь бывает у нее не менее трех-четырех раз в году, а она имеет доступ во дворец всегда. К ней попасть трудно вообще, а побудить ее помочь в делах можно только в действительно несчастных случаях. Она стара, ханжит, говорят, что она тайная католичка или последовательница секты пашковцев[345]. Ей надо написать просьбу о приеме с указанием дела, на которую тот или иной ответ непременно получится. Если она согласится помочь, то успех можно считать обеспеченным. В гражданских спорных делах никогда не окажет помощи. Более влиятельного такого рода лица нет. Действовать через министра юстиции[346] ненадежно, хотя мне указали тоже даму, через которую можно обратиться к нему и с мнением которой он считается.

Обсудив, решили писать светлейшей Ливен. Составил письмо. Помню хорошо содержание. Вначале писал, что если светлейшая княгиня подумает, что я, адвокат, действую за гонорар, то пусть не беспокоится читать мое длинное послание. Писал, что не только невинно страдающий Волков, верующий, кроткий человек, но и я ожидаю облегчения, ибо мучаюсь думами о моей вине в происшедшем. Словом, я вылил в письме всю скорбь дела, не касаясь подробностей. Прочел Сахару и брату. Одобрили. Опять каллиграфия, письмо изготовили, и я лично понес на Сергиевскую, в дом, где жила светлейшая княгиня. Я писал, что приехал из дальнего города, оставил дела и долго жить в Петербурге не могу. Помню, что письмо сдал важному швейцару в четверг 23 ноября в десять утра. Надежды на успех несколько успокоили мое тягостное настроение — настроение кающегося преступника. Хотелось возможно скорее разделаться с делом, не дававшим мне спокойно заниматься другими делами.

В пятницу в девять утра мне вручили письмо в конверте с вензелями. Четким почерком было написано: «Светлейшая княгиня примет вас сегодня, 24 ноября, в пятницу ровно в два часа дня». Подпись неразборчива.

Снарядился, облекся в черный сюртук, полуофициальный костюм того времени, и без пяти минут два меня провели в небольшую приемную комнату, где меня встретила средних лет дама, пригласившая сесть.

— Я заведую делами светлейшей княгини. Читала ваше письмо. К княгине обращайтесь «ваша светлость». Если она протянет вам руку, то поцелуйте. Когда она вам предложит изложить дело, то приведите все, даже мелкие подробности, не стесняйтесь времени, ибо дело идет о спасении человека. Ваше письмо дышит искренностью, и ее светлость верит вам. Прошение возьмите с собой. Не благодарите, что бы ни сказала вам ее светлость.

Посидели несколько минут. Вошел торжественный лакей и четко доложил:

— Ее светлость ожидает!

Дама и я пошли за лакеем, прошли большой зал, который не успел рассмотреть, и вошли в кабинет. Напротив дверей висела большая икона, вернее сказать, картина «Христос-пастух со стадом овец». Мне она показалась поразительно красиво исполненной, ничего подобного я до того не видел, и я на момент задержался. После этой паузы, которая была замечена и, как оказалось, истолкована как моя молитва, я увидел в большом кресле старушку небольшого роста, которой поклонился. Она протянула мне сухонькую руку, и я, помня ритуал, приложился.

— Садитесь, — тихо сказала ее светлость. — Вы находитесь в родстве с австрийскими Волькенштейнами[347]?

— Нет, ваша светлость, моя семья не имеет графского титула.

(Счастье, что не сказал: наш герб — мелкий жид с большими пейсами.)

— Расскажите мне дело вашего несчастного, — сказала ее светлость и полуприкрыла глаза.

Начал степенно, вошел в роль и в хорошем душевном тоне вел рассказ, в котором излил трагедию Волкова. Вскользь упомянул о моих переживаниях. Старушка много раз вскидывала на меня глаза. Я встретил сочувственный взгляд дамы, сидевшей поодаль. Мой рассказ занял долгое время. Когда я упомянул, как молитвенно-скорбно Волков переносит «ниспосланное ему испытание», старушка медленно перекрестилась. Умолк. Старушка подозвала даму и что-то ей шепнула. Дама вышла и сейчас же возвратилась. Ее светлость обратилась ко мне:

— Правильно сказал Волков, что ему ниспослано Господом испытание. На то Его святая воля! А мы, люди, призваны помочь, облегчить, ежели душа наша требует этого. Вот ведь и вы печетесь о Волкове «по душе». Надо помочь, надо помочь, какой случай!

Вновь перекрестилась.

Лакей внес большой поднос с сервированным чаем, придвинул чайный столик, на котором разместил принесенное. Дама налила чай. Ее светлость пригласила меня откушать.

— В прошении на имя его императорского величества вы так же подробно все изложили, но я добавлю все услышанное от вас, и мой друг, Лидия Карловна, хорошо примечает все слышанное. Дайте прошение, я посмотрю.

Подал все содержимое в пакете.

— А эти присяжные, кто они? — спросила ее светлость.

Пояснил.

— Так вы посвятили себя помогать ближнему? — спросила ее светлость.

Я разъяснил, как велико значение и деятельность адвоката в защите интересов человека.

Ее светлость:

— А я часто слышу неодобрительные отзывы об адвокатах и даже об их нехороших делах.

— Осуждению, — сказал я, — подвергаются недостойные, но такие люди не могут опорочить великой деятельности защитников. Недостойные люди проникают всюду.

Обменялись еще некоторыми мыслями.

— Ну, езжайте с Богом домой. Спасибо, что доставляете мне возможность заступиться за хорошего человека и христианина. Да благословит вас Бог.

Облобызал руку.

Ее светлость:

— Лидия Карловна расскажет вам, как все будет делаться в дальнейшем. Оставьте свой адрес.

Я вышел в приемную. Просидел, оказалось, у старушки час и три четверти.

Скоро пришла Лидия Карловна.

— Слава богу, — сказала она. — Бог даст, все будет хорошо. Вы получите телеграфное уведомление. К вам большая просьба-требование. Не говорите об участии в деле ее светлости, ибо ее начнут забрасывать просьбами и ее деятельность прекратится, так как ее светлость не может заменить канцелярию его императорского величества, для таких ходатайств