Воспоминания провинциального адвоката - Лев Филиппович Волькенштейн

Эсфирь Самойловна была очень представительна, лицо сохранило следы былой красоты. Лицо выразительное, приветливое, красивая густоволосая голова, хорошо причесанная. Одевалась Эсфирь Самойловна не по-модному, но тщательно. Внешний вид — богатой московской купчихи из Замоскворечья. По лицу нельзя было признать Эсфирь Самойловну еврейкой, но говорила по-русски адски плохо.

— Ну, знаете, — продолжала Эсфирь Самойловна, — с этим Шуркой чистый смих[352], ей-богу. Дает он телеграмму, что приезжает и чтобы Петр Акимович ему встречал. Ви уже знаете Петр Акимович? Наш старший приказчик, служит, может, больше тридцати лет. Ну, так едит на вокзал. Выходит из вагон Шурка и говорит: «Получайте по эта квитанция корзины». — «Что у тебе за такой багаж?» — говорит ему Петр Акимович. «Я везу мило». — «Что значит везешь мило?» Так что вы думаете Шурка говорит? «Я слихал, что в Ростове кризис на тувалетная мила, то хочу оправдать мой расход и что-нибудь заработать». И что ви думаете? Петр Акимович с ним ходили, продали мило и заработали 210 рублей. Уже три дни смиемся на этаго мильный фабрикант.

Лицо ее сияло любовью и счастьем… А двенадцатилетний Шурка равнодушно рассматривал какой-то прейскурант.

В конце 1919 года братья Фельдман сообщили мне, что у них затевается серьезное дело, и просили быть в городе, а если мне необходимо будет куда-нибудь ехать, то поставить их в известность. Через несколько дней Фельдманы были у меня и объявили, что купили недвижимое имение в Нахичевани на берегу Дона, около железнодорожного товарного пути. Имение ценное, ибо имеет родниковую проточную воду и каменные постройки. Приобретают они имение для сооружения кожевенного завода, так как решили заняться кожевенным делом, ибо кишечное дело дает им возможность скупать кожи. Имение оценено в 1 200 000 рублей (падение рубля было уже большое). Имеется еще покупатель, почему надо обеспечить сделку, а главное, добиться скорого утверждения купчей, иначе другой покупатель может «перебить покупку» и дать продавцу значительно большую сумму. Между тем их не интересует неустойка, ибо им нужно имение, а деньги обесцениваются ежедневно.

Началась спешная работа у нотариуса, и мне удалось утвердить акт у старшего нотариуса в течение двух дней. Фельдманы были чрезвычайно довольны окончанием дела. В Харьковском нотариате, по их словам, раньше двух недель утвердить акт немыслимо. И посмеивались над конкурентом, которого они обошли и который также приобретал имение для устройства кожевенного завода.

— Этот человек нам нужен, — сказали Фельдманы, — и мы с ним надеемся составить товарищество, а впоследствии образуем акционерное общество.

Сговорились Фельдманы с желанным компаньоном, оказавшимся также новым для Ростова дельцом, Фридбергом, слывшим очень богатым человеком. Говорили, что в молодости Фридберг был служкой в синагоге, затем «выбился в люди» и разбогател.

— Принципиально мы сошлись на словах, и Фридберг должен быть у вас, — сказали Фельдманы, — и надо выработать договор.

Побеседовали, выяснили главные условия предполагаемого соглашения.

Господин Фридберг пришел ко мне на следующий день. Небольшого роста, весь белесоватый, похож на альбиноса. Юркий, нервный, не сидит на месте, вскакивает, гуляет по комнате и на ходу разговаривает, трогает лежащие на столе вещи, разворачивает книги, не заглядывает в них и машинально закрывает. Словом, «весь в работе». Одет изысканно, все пригнано хорошо, и вся небольшая фигурка дышала самодовольством. Говорил по-русски плохо. Наши южане-евреи владели языком недурно, не акцентировали сильно, и средний торговый класс говорил как местное мещанство, почему новые поселенцы нас в этом отношении удивляли.

— Будем знакомы, — сказал Фридберг. — Мои друзья хорошо вас знают, и я рад, что имею с вами дело. Фельдманы уже сказали вам о нашем соглашении. Да, парни ловкие и они мине обработали с имением, но, может, наше компанейство выйдет хорошее.

Сообщил Фридбергу, что вырабатываю условие и что разработка пойдет успешнее, если я встречусь с его поверенным и мы вместе займемся.

— На что мини поверенный? Вы же «наш поверенный»! Сделайте, как надо, а потом поговорим. Договор временный, мы скоро образуем Общество, если сойдемся и дело наладится. Я еще не знаком с мадам Фельдман. Мы встретимся у вас с ней. Молодые Фельдманы хотят, чтобы мамаша послушала договор вместе со мной, и если нужно что-нибудь изменить, то с вами выяснила. Когда проект будет готов, прошу вас устроить свидание с «мамашей».

Дня через два сошлись у меня. Первая пришла Эсфирь Самойловна. В ожидании Фридберга она высказала некоторые опасения по поводу предстоящего соглашения:

— Я не привыкла иметь «компиньонов». Мое собственное дело, веду как хочу, как знаю. И вдруг — чужой человек, чужая воля. Но дети хотят, считают полезным в деле богатого Фридберга, и я иду в новое незнакомое дело и беспокоюсь.

Вошел быстро Фридберг.

— Ну, видите, какой я кавалер, ай, ай, ай! Заставил даму ожидать — «прямо шкандал», и вы мне извиняйте, — затрещал Фридберг.

Стесненная, серьезная Эсфирь Самойловна, не знающая шуток в деловых разговорах, ответила:

— Здесь я не дама и вы не кавалер, а мы здесь купцы. Я радая с вами познакомиться и, с Божьей помощью, в добрый час, станем хорошими компиньонами. Нам поднять это новое дело «чижело», и мои дети считают, что вы очень хорошо понимаете кожевенное дело. У нас, слава богу, свое дело большое — прошлый отчетный год наш оборот был почти пять миллионов. Я давно осталась «удовой» с маленькими детьми и сама должна была повести дела. Мой покойный муж считал лучше всего обеспечение — это дома. И у нас в Харькове девять домов. Наработалась я много, пока мои сыны подросли. Резка скота зимой начинается в семь утра, а летом в шесть, и я должна быть на бойне — нужен хозяйский глаз. Темно, далеко, и я еду. Возвращаюсь домой в десять утра, отдыхаю и — в город, в контору, надо побыть в домах, там ремонт, там пристройка…

Эсфирь Самойловна, видимо, хотела показать Фридбергу и свою деловитость, и состояние, чтобы он почувствовал, с кем идет в компанию.

— Да, — продолжала Эсфирь Самойловна, — стало мне тяжело одной работать с такими большими оборотами, и я взяла моего старшего сына, Юлия, из университета — он учился «на присяжный поверенный». А второй мой сын, Лева, окончил коммерческое. Вы же с ними уже знакомы?

Фридберг тоже, как оказалось, хотел показать Эсфири Самойловне, кто он такой, и ловко воспользовался изложением Эсфири Самойловны.

— Да, — сказал он, — я ваши дети уже знаю. Веселый малый ваш сын, который занимается «с лошадки» (Фридберг зашевелил быстро двумя пальцами руки, как бы подражая бегу лошадки). Это прямо замечательно. Мой сын говори: «Папаша, поедем на бег». Так я говорю: «Что тебе, не все равно, какая лошадка скорей бегает?» А он говорит: «Нет, мы там увидим все богатое обчество, весь город». Поехали. Смотрим! Вдруг