Воспоминания провинциального адвоката - Лев Филиппович Волькенштейн

В такой именно день я порадовался, что не нужно выйти из дому. Засел в кабинете. Было раннее утро — в провинции начинался день раненько. Клиентов на приеме не было — кого понесет в такую непогодь к адвокату? Занялся чтением газеты, надумал кой-что сделать по делам. Было тихо, тепло, на душе спокойно… Мало мы ценили бывшую нашу красивую жизнь.

— А к вам пришли, — сообщил служащий.

— Зовите сюда, не хочется пойти в приемную.

Вошел молодой нахичеванец — тип яркий и определенный по наружному виду. Молодые нахичеванские мещане в те годы носили картузы «своего фасона» и черные короткие двубортные сюртуки. Желтоватый цвет лица, красивые глаза без всякого выражения, черные волосы и нос с горбинкой — классический тип армянина. Конфузливо переминаясь с ноги на ногу, перебирая картуз в руках, вошедший стоял.

— Садитесь. Что скажете?

Сильно акцентируя, посетитель с грустью поведал:

— Моя мамаша такая балная, такая балная, не ист, не пьет, не спит, всо плачит и плачит… Очень просит, чтобы вы к нам поихали. Пакорно прошу и вот, за визит, — закончил он, положив на стол 50 рублей.

Совершенно уверенный, что молодой человек ошибся адресом и вместо врача попал ко мне, я сказал ему об этом.

— Нэт, господин Воканштейн, именно вам нада, я харашо ваш дом знаю.

— Значит, вашей матушке нужен совет адвоката. Зачем же мне ехать в Нахичевань, где вы, вероятно, живете, когда там живут адвокаты господа Чалхушьян, Берберьян, Чубарьян и другие и, конечно, дадут хороший совет?

Мой посетитель огорчился:

— Мамаша говорит: Хачатур, поезжай, праси господина Воканштейна с тобой приехать, плакай, очень праси, заплати, что нада. Если это мала (пальцем в 50 рублей), еще палажу. Прашу вас, мамаша такая балная.

— Ваша мамаша моя клиентка?

— Нэ знаю.

— А как фамилия вашей матушки?

— Целинова, Ольга Петровна.

— Я не знаю вашей мамаши, и меня очень стесняет поехать к ней — не принято ехать к клиенту незнакомому и по неизвестному делу.

— Мою мамашу ви знаете, мою мамашу все знают.

Улыбнувшись, я спросил:

— Да кто же ваша мамаша, что ее все знают?

— Моя мамаша, — воодушевившись, сказал Хачатур, — нахичеванская гадалка. Моя бабушка и прабабушка тоже были «замэчатылныа гадалки» и все были Ольги Петровны. Вот кто!

— Да, вы правы, Хачатур, вашу мамашу все знают. И ваша мамаша нуждается именно во мне и не может по болезни приехать?

— Ну да, ну да, я же сказал. Очен, очен прашу.

— Погода паскудная. Как же мы поедем?

— Мой экипаж на резинке[358] с верхом, с фартуком[359], — весело сказал Хачатур. — Конь у меня «палурысак», харашо проедем.

Подошел я к окну и увидел стоящий на улице хороший выезд. Решил ехать к местной знаменитости.

— Подождите меня минутку, Хачатур. Пойду распоряжусь кой о чем, и поедем.

Хачатур весело кланялся. Он, видимо, был весьма доволен, что так удачно выполнил поручение «балной мамаши».

Покатили. «Полурысачок» четко отбивал рысь по булыжникам, пролетку «на резинке» швыряло по ухабам, верх пролетки и фартук хорошо защищали от дождя и ветра. Хачатур занимал меня рассказами о лошадях, до которых он был большой охотник. Единственный сын Ольги Петровны, оказалось, имеет хутор, где хозяйничает и выращивает покупаемых жеребят хорошей породы.

Докатили скоро. На одной из тихих улиц Нахичевани, где живут в особнячках с палисадниками скромные нахичеванцы, находился домик Ольги Петровны. Нас, видно, ожидали. Парадное было открыто. Маленькая передняя, а за ней зал. Типичная обстановка зажиточного мещанства: мягкая мебель, стоячее большое зеркало, искусственные пальмы в бочонках, на одной из стен висит ковер. Вид — разъяренный тигр с оскаленной пастью собирается разорвать охотника, шикарно одетого. У охотника через плечо ягдташ для дичи, и он из двустволки стреляет тигру в пасть. На стенах «Зреющие нивы», «Демон шепчет Тамаре», «Не плачь, дитя…»[360], остальные вещи в таком же стиле.

Должен сказать, что Ольга Петровна, ее покойные мать и бабка считались местными знаменитостями. Когда говорят о гадалках вообще, то в представлении нашем является хитренькая бабенка, к которой бегает погадать кухарка, когда в кухне пропала серебряная ложка. И загадает гадалка на даму «бубней», разведет разговорцы и объявит:

— Беспременно, милая, ищите ложку у мужчины под шантрета[361], и примета ему — родимое пятно на правой ноге повыше колена. Ён узял вашу ложку, а никто другой.

Такая пообещает приворожить возлюбленного и прочее.

Нет, предки Ольги Петровны и она сама обслуживали зажиточное мещанство и купечество. Целиновы также врачевали, и легенды приписывали им чудеса исцеления, когда доктора не могли помочь. Кроме того, Ольга Петровна имела способность найти места подземных вод для колодцев и безошибочно указывала, где надо копать. Ольгу Петровну посещали и дамы общества. Были и мужчины — любители погадать. Мой хороший знакомый, Борис Васильевич Иоф, человек неглупый, ходил к Ольге Петровне погадать. Он всем убедительно доказывал, что Ольга Петровна — женщина большого ума и знаменито гадает. Говорили, что у нее лечились не только темные люди, но и «аристократы» вплоть до атамана Войска Донского. Лечила травами, настойками, декахтами и другим. Вот с кем мне предстояло познакомиться и кому оказать юридическую помощь.

— Пожалуйте к мамаше, — пригласил вошедший Хачатур.

Прошли в соседнюю комнату. Небольшая комната оклеена темными обоями с золотыми цветами. Большое окно в цветных стеклах давало своеобразную окраску комнате. Красивый стол красного дерева овальной формы стоял среди комнаты. На нем большая лампа с абажуром, ящик черного дерева с инкрустациями, два ящичка поменьше, белый и красный, и деревянная небольшая миска хорошей работы. У стола стояли три-четыре небольших мягких кресла и одно большое кресло с резной спинкой — все обиты темно-красным плюшем. На дверях и на окне тяжелые драпировки. Стены были украшены двумя большими фотографиями старух, одетых в местные армянские костюмы.

У одной из стен стояла длинная кушетка, на которой лежала очень крупная женщина лет пятидесяти. Желто-темный цвет лица, большие жгучие глаза, большой нос и рот, густые черные с проседью волосы на голове, тщательно зачесанные, и вся фигура, одетая в темно-желтое с черными большими цветами платье, производила некоторое впечатление, а на любителей погадать и полечиться впечатление, должно быть, большое, неотразимое. Выражение лица было грустное, но, глядя на эту женщину, нельзя было сказать, что лежит больная. Это была Ольга Петровна.

Ясным сильным голосом она благодарила меня за приезд, просила сесть. Затем несколько строго:

— Хачатур, выйди, и чтобы мне не мешали.

Ольга Петровна недурно говорила по-русски. Видно было, что умеет общаться с людьми, манера говорить покровительственная, поучает и пытливо смотрела на меня. Начав с той известности, которою заслуженно пользовались ее мать и бабка, с той массы добра,