Атомный век Игоря Курчатова - Александр Анатольевич Цыганов

атомному оружию изгоняют из столь нужного стране дела по довольно нелепой причине – из-за научного спора далеко обочь главной темы. Берия, при котором не было репрессировано ни единого человека из Атомного проекта, задал только один вопрос: «Он вам очень нужен?» И на естественно положительный ответ бросил только одну реплику: «Ну ладно!» На чём история с Альтшулером благополучно и завершилась.

Зато на Детнёва навалились неприятности по другой линии. Нет, как деликатный (правда, заметно пожестчавший за время руководства КБ-11) Юлий Харитон, так и совсем не деликатный товарищ Берия был тут ни при чём. Просто однажды режимщик отменил какие-то послабления для заключённых. И грубо отказался пересмотреть своё решение в ответ на их доведённый через «кума» протест. После этого однажды днём (днём!), когда жена уполномоченного куда-то ушла, к его дому подъехал грузовик. И ухватистые грузчики споро вынесли из квартиры буквально всё – вплоть до вывинченных из патронов электрических лампочек.

Это было форменное издевательство! В закрытом городе, откуда нельзя просто так выйти, ничего нельзя вывезти и вынести, исчезло имущество заместителя начальника объекта по режиму – и вещей не нашли! Те, кто знал об этом случае, – а Ю.Б. Харитон знал и рассказал о том по-дружески Курчатову – тихо, в рукав, хохотали…

Но в целом, несмотря на столь эпичный афронт своего начальника, главную свою задачу – сохранение строжайшего режима секретности над Проектом – чекисты исполняли надёжно. Сам объект № 550 со всеми его особо секретными объектами был окружён двумя рядами колючей проволоки. Между ними располагалась контрольно-следовая полоса вспаханной земли. На КПП стояли и проверяли документы только офицеры, а сам контрольно-пропускной пункт представлял собою здание с несколькими изолированными проходами через турникеты. Причём каждый уровень допуска предполагал свой собственный турникет.

Машины в отдельных двойных КПП осматривались скрупулёзнейшим образом. Из города наружу связи не было никакой. Ни телефонов, ни телеграмм. Всё – только через службу режима. Приказы в отношении недопустимости «всякого рода болтовни о местонахождении и назначении объекта» звучали предельно грозно. И исполнялись, надо сказать, драконовскими методами. Всем в городе стала известна история, когда за разглашение «своим знакомым секретных сведений о работе Главка и объекта» посадили на 8 лет начальника Управления капитального строительства Петра Любченко!

И в общем, эта жёсткость была оправдана по тому времени и обстановке. В отрасли, как и в Кремле, прекрасно понимали, что, получи власти США точные сведения, как близко подошёл СССР к реальному овладению ядерным оружием, Вашингтон развязал бы превентивную войну немедленно. По той же причине тянули с объявлением об успешном испытании первого ядерного устройства.

Главным же по обеспечению режима секретности был ближайший помощник Л.П. Берии, заместитель начальника Первого главного управления при Совмине СССР генерал-лейтенант Павел Яковлевич Мешик.

Это в его аппарате – кстати, состоявшем всего из 34 сотрудников – придумали понятие «Главгорстроя» для служебной переписки и операций с внешними контрагентами, а также для справок и удостоверений. Там же разработали сложную систему замены понятий в той же служебной переписке, где уран, плутоний и прочие компоненты обозначались самыми далёкими от действительности терминами – «кремнил» (уран), «аметил» (плутоний), «кероний» (нептуний), «нилон» (полоний), «гидроксилин» (тяжёлая вода) и т. д.

П.Я. Мешик.

[Из открытых источников]

Такой же шифровке подвергалось и то, что касалось материалов, инструментов и операций: центрифуги – насосы, дозиметры – компасы, фильтры – пластинки, обогащение – увлажнение, цепная реакция – окисление. И прочая, и прочая, и прочая. Да ещё с регулярной сменой подобных кодировок…

Должности в удостоверениях также именовались самым причудливым образом. Например, Кирилл Щёлкин, заместитель Харитона, именовался «агентом по снабжению Волжского речного пароходства».

Да что там Щёлкин! Если целый серийный завод по производству ядерных бомб именовался «Ремонтным цехом Приволжской конторы Главгорстроя»! Какому вражескому резиденту придёт на ум ковыряться в миллионах советских «главремтехснабсбытсельхозпоставках», тщась отыскать среди них ядерный объект?

Об охране основных действующих лиц Атомного проекта можно и не вспоминать. «Секретари» в погонах не только везде сопровождали И.В. Курчатова, Ю.Б. Харитона, К.И. Щёлкина, А.П. Александрова, Я.Б. Зельдовича и подобные им фигуры, но и жили в их домах, ездили с ними в отпуска, ходили в турпоходы, выезжали на дачи. Так, Курчатов даже по территории собственного института передвигался только в сопровождении своего «личного секретаря» – майора госбезопасности Дмитрия Семёновича Переверзева. Собственно, и сам знаменитый домик Курчатова, «Домик лесника» на территории Лаборатории № 2, где он жил в золотой, но всё же клетке (и с «секретарём», да), – это от всё тех же гипертрофированных требований режима.

И.В. Курчатов перед своим домиком.

[Из открытых источников]

А может, и не гипертрофированных…

Вот этого кое-кто из нужных учёных и опасался. Из-за той же секретности не ведая, что, несмотря на её строгости, людям жилось в Арзамазе-16 хорошо.

Окрестные крестьяне, поговаривают, даже решили, что за колючкой коммунизм строят. А что? Деньги платили очень приличные, да с надбавками за режим, за секретность, за сложность работы. Питание в столовой было прекрасное, продовольственные карточки учёные получали по высшей категории. А в дополнение к этому ещё и лётный паёк выдавался. Деликатесы продавались – куда там Москве!

Природа вокруг – не надышишься. Пруды на речках Сатис и Саровка, там пляжи прекрасные, о яхт-клубе народ поговаривает. Для пикников – раздолье. Зимой – лыжная база под фарфором заснеженных сосен. Тишина и покой…

Правда, зэки – да, шалят. Те, что отпущены на свободу, но не выпускаются за периметр из-за всё той же секретности. Детнёв закидывает начальство докладными с предложениями «вывезти всех бывших уголовных преступников с территории КБ-11 на такие режимные стройки, где их можно разместить и использовать на работе без контакта с сотрудниками особых объектов». А при «невозможности вывоза этого контингента в другое место предложить министру внутренних дел СССР т. Круглову С.Н. исключить возможность контактирования освободившихся из заключения с сотрудниками объекта путем создания в режимной зоне особого поселка и введения в существующих ныне отрядах жесткого режима» [314, с. 148–149].

Потерявших берега бедолаг вывезли в Дальстрой…

Зато учёным работалось здесь… раздольно. Конечно, и в Москве атмосфера подчас гудит от творческого напряжения, и народ летает, рассекая воздух крыльями. Но вот Курчатову больше доставалось пребывать в ипостаси администратора. Зато здесь, в Сарове, где в 1947 году работало всего-то 36 научных сотрудников, он немедленно нырял в неугомонно бьющийся прибой научного поиска – словно когда-то в мерный рокот волн Чёрного моря… Ну а как себя должен чувствовать учёный, когда оказывается в коллективе творцов? Что трудятся, как одержимые, с увлечением и азартом, забывая о себе и о времени? Трудятся в