Атомный век Игоря Курчатова - Александр Анатольевич Цыганов

стоял начальник КБ П.М. Зернов. Формально ему подчинялся научный руководитель и главный конструктор Ю.Б. Харитон. На деле же скорее наоборот – Зернов обеспечивал Харитона материалами, энергией, жильём и прочим.

Научному руководителю и главному конструктору подчинялись все научно-конструкторские силы. Это научно-исследовательский сектор (НИС) во главе с К.И. Щёлкиным и научно-конструкторский сектор (НКС), который возглавил В.А. Турбинер. Позднее, в 1948 году, НКС был разделён на НКС-1 (руководитель Н.Л. Духов) и НКС-2 (руководитель В.И. Алфёров).

В оба первоначальных сектора входили по 11 лабораторий и отделов, а также математическая группа.

Теоретические исследования лежали на лаборатории Я.Б. Зельдовича, а после её преобразования в отдел – на вошедших в его состав лабораториях Д.А. Франк-Каменецкого и Е.И. Забабахина.

Конструкторы НКС занимались разработками самой Бомбы.

КБ-11 владел двумя собственными производственными площадками: завод № 1 (директор А.К. Бессарабенко; металл, механика, инструменты), завод № 2 (директор А.Я. Мальский; заряды взрывчатого вещества различной конфигурации).

Для испытания же Бомбы начали строить под Семипалатинском специальный полигон. Который, правда, формально в систему КБ-11 не входил, а принадлежал военным. Но поскольку руководителем испытания РДС-1 был назначен Курчатов, руководитель подготовки полигона к испытаниям генерал-майор В.А. Болятко и научный руководитель полигона М.А. Садовский работали в тесной координации как с самим Игорем Васильевичем, так и с руководством КБ-11 как изготовителем Изделия.

Административное здание в Сарове, с которого начиналось КБ-11.

[Фото автора]

Глава 2

Люди, поднявшие Бездну

Схема Бомбы, в сущности, проста. Заряд из делящегося материала – урана или плутония – вложен в сферу из химического взрывчатого вещества. Взрыв сферического заряда вызывает детонационную волну. Та давлением в несколько миллионов атмосфер обжимает основной заряд, благодаря чему плотность плутония поднимается до критической величины. Мощность взрыва очень сильно зависит от плотности делящихся материалов. Далее включается источник нейтронов, инициирующий цепную реакцию. Получите ядерный взрыв.

Схема известна, но неизвестных – множество. Какое давление создаёт детонационная волна на поверхности заряда? Как меняются при огромных давлениях материалы конструктивных элементов? Какова скорость детонационной волны в различных взрывчатых веществах? И так далее. Для выяснения – эксперименты, обсчёты, теоретические выводы, прогнозы, новые эксперименты…

Задача Курчатова в этих условиях была очевидна. Первое – обеспечить такой общий научно-технический уровень исследований, который позволит решать поставленные задачи в принципе. Второе – обеспечить общий технологический уровень работ по созданию Изделия. Третье – обеспечить процесс как исследований, так и создания Бомбы оборудованием и материалами.

Всё это было сложно, но исполнимо. А вот четвёртый пункт вызывал наибольшие опасения.

Кадры.

Понятно, что фундаментальная наука России в ядерной области ещё и до войны находилась на передовом мировом уровне. И сам Курчатов для этого сделал немало. Но, что называется, «узок был круг» тех учёных, кто этот уровень обеспечивал, да и вообще разбирался в вопросе. Это десятки, от силы пара сотен человек по всей стране. И на всё более расширяющийся по мере познания круг тем и подтем в атомных исследованиях людей катастрофически не хватало.

Да, студентов по этой специальности начали готовить, но первые выпуски подтянутся года через два. Да и настоящими учёными те студенты станут только лет через пять. А пока…

А пока же в Атомный проект научных работников отбирали едва ли не по мобилизации. Где поштучно, подчас буквально выцарапывая умные головы из цепко державшихся за них научных и производственных заведений. А где – прямо противоположным образом: забирали и переводили на ядерные темы целые институты и КБ. Как, к примеру, сделали с «капичником», когда отца-основателя Института физических проблем отправили дышать дачным воздухом, а его сотрудников фактически именно что мобилизовали в Атомный проект.

С Центральным НИИ артиллерийского вооружения вообще произошла грустно-анекдотичная история. Мечтавший избавиться от его руководителя, создателя легендарной пушки ЗИС-3 Василия Грабина министр вооружений Дмитрий Устинов в 1953 году самолично предложил Ванникову забрать грабинский институт в ведение Минсредмаша. Иначе убрать лично ненавистного ему конструктора не получалось.

Ванников отказываться не стал. Так и возник ЦНИИ-58, занявшийся проектированием реактора на быстрых нейтронах для Физико-энергетического института в Обнинске.

И в том и в другом случае руководил приобщением коллективов к Атомному проекту незаменимый гений человеческого общения Анатолий Александров.

В КБ-11 подбором кадров занимался Юлий Харитон. Поначалу кандидатура его самого вызывала сомнения на Старой площади. И академик Семёнов не хочет его отдавать (вот-вот, тот самый случай, когда руководитель не хочет отпускать «свою» светлую голову!), и сам Харитон в бой за Бомбу не рвётся. И к тому же больно уж мягок и интеллигентен. Какой из него руководитель?

Но Курчатов настоял на своём, убедив руководство: если кто и сможет поднять теоретические основы ядерного взрыва, то только Харитон с Зельдовичем.

И Харитон развернулся. И прежде всего – в той же охоте на кадры.

Первым делом он обескровил НИИ-6 Министерства сельскохозяйственного (ну а какого же ещё?) машиностроения, где исследовали и создавали взрывчатые вещества. Директора, профессора Александра Закощикова вежливо попросили откомандировать сотрудников «на срок до особого указания».

А те далеко не все хотели быть «откомандированными». Несмотря на обещания очень даже высокой зарплаты – отнюдь не лишний посул в голодное время сразу после войны. Побаивались люди подписки по секретности давать. К тому же не зная, на что именно подписываются…

А тут ещё и госбезопасность, лишившаяся после Победы прежнего объёма задач, но закономерно не желавшая сокращаться, стала путать безопасность с директивами идеологического отдела ЦК.

Но настойчивость Харитона, с годами и ответственностью становящегося далеко не таким «уютным», как раньше, обычно помогала ломать такое негласное, но сопротивление. С обеих сторон.

На самый худой конец можно было прибегнуть к помощи Курчатова или даже самого Берии. Как это (правда, позже, уже в 1951 году) произошло в истории с Львом Альтшулером.

Тот, специалист по высокоскоростным методам рентгеноструктурного анализа и импульсной рентгенографии явлений при взрыве и выстреле, заведующий лабораторией по исследованиям в мегабарном диапазоне сжимаемостей делящихся материалов, яро презирал «мичуринца» Трофима Лысенко. И откровенно демонстрировал это, равно как и симпатии к настоящей генетике. Кто-то из коммунистов довёл эту позицию Альтшулера до ЦК. Оттуда по партийной линии (а кадры на Объект утверждались именно там с формулировкой «Направляется на спецработу по решению ЦК ВКП(б)») спустили грозную указивку.

Люди Василия Детнёва, представителя госбезопасности при КБ-11, затеяли процесс удаления строптивого учёного с секретного объекта. С очевидными дальнейшими последствиями – товарищ Детнёв крутенек бывал и жестокосерд. Как по должности, так и по личным качествам. К тому же с прошлым активом комиссара партизанского отряда и начальника отдела «Смерш» УНКВД Московской области в войну.

Однако за дело взялся Юлий Борисович Харитон. Он дозвонился до самого Л.П. Берии, которому поведал всю нелепость истории, когда одного из ведущих специалистов по