Тварь. Графские развалины - Виктор Павлович Точинов

— Ты что, козел? Да разве я в этом смысле?! —Славик-I так возмутился, что не заметил, как сам оказался в обороне.

— Не знаю, не знаю... Но с волосами, ногтями, слюной и кровью тут проблем точно не будет. Разве что со спермой... Но это как посмотреть, что-то она по ночам совсем никакая стала, может и ходит к кому, пока дети в саду, а ты на работе...

— А ну, хватит!!! — рявкнул на дуэт спорщиков Славик первый и единственный. Наружу полезли мысли скрываемые, от себя самого хранимые в тайне... И Славик пошел в комнату, где лежала пентаграмма — ночь опять предстояла бессонная, надо подремать часика три-четыре...

* * *

Без пяти полночь Вячеслав Анатольевич Зарубин приступил к сеансу черной магии.

Пентаграмма, слегка развернутая против обычного своего положения, блестела на ковре (Славик долго возился с компасом, точно ориентируя ее по сторонам света). Блестела гораздо сильнее, чем в тот день, когда попала в дом Славика — он, смотря на нее ежедневно, не заметил этого постепенного изменения.

Черные свечи, пока не зажженные, крепились по углам; ровно в центре возвышалась подставка — медный треножник, принесенный позавчера из вагончика. Охранительный круг Славик не стал рисовать, все равно письмена, коими его следовало украсить, стали жертвою прожорливых мышей... Пора начинать.

Он встал и выключил свет, чиркнул зажигалкой и по очереди, против часовой стрелки, поджег черные свечи. Они горели неровно, пламя вздрагивало, искаженные тени плясали на стенах безмолвный и мрачный танец.

Славик осторожно взял в левую руку куклу-Филю и медленно, нараспев, стал читать заклинание — по шпаргалке, которую держал в правой.

Это место в старой книжке было изложено русскими буквами на незнакомом языке. Гнусные мыши старательно над ним потрудились, но все слова повторялись по многу раз, и Славик самонадеянно считал, что восстановил заклинание достаточно точно.

Он читал, и...

Эхо? — небывалое дело, ему казалось, что в заставленной мебелью комнате слова повторяет эхо — звонкое, с металлическим оттенком, эхо... С последним словом заклинания Славик опустил фигурку на треножник — она лежала, распластав крестообразно руки и выставив вверх детородный орган.

Именно в него долженствовало нанести первый удар.

Славик взял с блюдца маленькую и изящно сделанную шпагу-зубочистку с палец длиной (на блюдце остались лежать еще шесть).

— Филя, сука, — понес он полную отсебятину, обращаясь к восковой фигурке. — Я не верю, что сюда сейчас придет Велиал и сделает с тобой то, что ты заслужил... Но если есть хоть что-то, кроме твоего поганого пуза, хоть какие биополя или ауры — ты почувствуешь, ты не можешь не почувствовать все, что я хочу с тобой сделать... И сделаю!!! Сдохни! Сдохни!!! Сдохни-и-и!!!!!

Стекла задребезжали от крика; он нагнулся внутрь пентаграммы (на мгновение рука со шпагой ощутила легчайшее сопротивление, совсем как тогда, с магнитом) — он прицелился и ударил. Ударил, метясь прямо в основание Филиного пениса.

За долю секунды до удара пентагонон зазвенел — тем же протяжным, переворачивающим все внутри звуком (зацепил ногой? — мелькнуло на краю сознания) — а рука продолжила движение к цели... Секунды и терции непонятным образом удлинялись, и в каждую из них мозг Славика успевал зафиксировать странные изменения вокруг — вот свечи вспыхнули ярко, очень ярко — шпага преодолела лишь полпути к треножнику и фигурке — и тут же погасли, все до одной, словно задутые внезапным порывом ветра — клинок летел вслепую, но на сетчатке глаз еще отпечаталась светло-розовая фигура, и он заканчивал удар по памяти, в то самое место, где только что ее видел...

Когда рука прошла тот уровень, где шпага должна была встретить сопротивление воска — прошла и продолжила кажущееся таким медленным движение — еще ниже, и еще — он понял, что треножника и фигурки нет, внутри пентаграммы — пусто.

Не встретивший ожидаемого сопротивления Славик потерял равновесие и опрокинулся лицом вперед, на ковер внутри пентагонона. Но ковра там уже не было.

Раздался громкий, жадно-чавкающий звук, с похожим болотная топь вцепляется в упавшую жертву — раздался и смолк, повторившись металлическим эхом. Пришли тишина и темнота...

* * *

Следователю, ведущему дело об исчезновении Зарубина В.А., 1955 г.р., русского, несудимого, Света ничего не рассказала о пентаграмме. Она никак не связывала сверкающий как новенькая монета пятиугольник (черные свечи с него бесследно пропали) с таинственной утратой мужа — опять притащил какую-то ерунду с работы, только и всего.

Портреты Славика повисели какое-то время на милицейских стендах, в микрорайоне посудачили о непонятном деле — а потом оно позабылось за другими новостями... Только пятилетний Алешка долго еще плакал ночами в подушку — тихонько, чтобы не услышала мать.

Когда Славика признали умершим и пришел срок вступать в права наследства, квартиру пришлось разменивать — нашлось еще два наследника первой очереди, дети от первого брака, до сих пор здесь прописанные...

С помогавшими при переезде доброхотами (из числа старых знакомых Славика) Света расплатилась кое-какими из его вещей, до сих пор пылившихся в кладовке.

* * *

Валерий Кириллович Филимонов, когда-то известный под прозвищем Филя, прибыл глянуть хозяйским оком, как идут дела в бывшем вагончике Славика. (Постепенно Филя прибрал к рукам все точки в довольно обширной округе.)

Внимание его привлекла интересная штуковина, прислоненная к стене и появившаяся, похоже, совсем недавно. Не замечая вытянувшегося в струнку приемщика, молодого круглолицего паренька, он подошел поближе и стал внимательно рассматривать здоровенный пятиугольник из благородной темной бронзы... Было в этой фигуре что-то, не позволяющее вот так попросту отправить ее в переплавку...

— Отнеси-ка эту фиговину ко мне в машину, — процедил он приемщику, не оборачиваясь. — Я ее, пожалуй, домой возьму и...

Он не стал заканчивать — да и к чему, в самом деле, всякой мелкой сошке слишком много знать о планах хозяина?

Филя обладал здоровой, непробиваемой, просто слоновьей психикой и в жизни не интересовался ничем потусторонним; никаких аналогий пентагонон у него не вызвал. “Хреномантией”, как называл это Филя, давно и серьезно увлекалась его единственная дочь. Аделина...

Глава 8

02 июня, понедельник, день

1.

— Можете звать меня Григорий. Или просто Гриша, — отрекомендовался молодой человек.

— И чем обязан вашему визиту... Гриша? — спросил Кравцов.

Он закончил собирать и упаковывать разбросанное по вагончику имущество. Бегством это