«Любимые, ждите! Я вернусь…». Фронтовые письма 1941–1945 гг. - Нина Константиновна Петрова

Когда работаешь – ничего, а когда отвлечешься, замечтаешься – тяжело.

Печально, но факт, хочется кричать. Если бы кто-то услышал, я крикнул бы. Так то.

Ксана, отвечай! Жду.

На этом кончаю и принимаюсь за дела, которые мне, как отсекру ВЛКСМ положено делать.

Желаю всего хорошего! Прими искренний привет от Саши.

19.01.1943 г. г. Ефремов, Тульская обл. …Я уж совсем собрался спать, но друзья «удружили». На моей «пуховой перине» (верстак) расположились играть в козла (домино). Я и сам бы не прочь, но спать хочется. В голове сейчас не укладываются эти комбинации шестерок, пятерок, дуплей. Решил заняться добрым делом – написать тебе письмо. Сейчас мы едем опять на войну. Настроение неплохое, особенно вследствие хороших известий. Надеемся через некоторое время сделать кое-что хорошее для общего дела… Последняя наша операция начатая 2 месяца назад по окружению Сталинградской группировки противника, дала положительные результаты. Правда, мы там недолго участвовали в боях, но что поделаешь – наше дело такое – покрепче ударить, а затем «во время смыться» (выражаясь словами, Игоря Ильинского), чтобы через некоторое время появиться в другом месте. Так было и на этот раз. Повоевали, поспали в том месте, где я первый раз лежал в госпитале, а теперь опять «на войну». Когда мы ехали в первый раз, у меня, признаюсь чистосердечно, в душе был какой-то страх. Пугали разговоры, бывавших в боях и другое, а главное – боялся неизвестного. Как? Что?

Все это было для меня неведомо. Знал только одно, что в первую катавасию у меня пилотка (или каска) должна была подняться вверх – по рассказам – волосы дыбом. У себя я этого не замечал. Плохо себя чувствуешь при минометном обстреле прескверно – при выстреле немецкого шестиствольного дурищи, на душе щемит, когда на тебя пикирует «Юнкерс», за ним другой, третий и т. д., еще больше когда над головой уже свистит бомба, но волосы дыбом все-таки не становились. С начала трудновато, но потом привыкаешь. Мне пока что везло. Оба случая моих ранений просто удивительно удачны и даже мало похоже то, что было в действительности, на правду. Первый раз, когда у меня была прострелена левая грудь, дело доходило до кратковременного состояния бессознательности, когда я терял сознание, я чувствовал, что силы покидают меня и думал, что уже все… Ни слез, ни крику не было. Просто стало до боли в сердце жалко себя, я подумал – «неужели я в самом деле умираю, неужели для меня все кончено». Прочувствовать это можно только тогда, когда переживешь подобное состояние. Второй раз, когда бомба разорвалась всего лишь в трех метрах, когда оглушенный и полузасыпанный землей, задыхающийся в горячем, пыльном, черном воздухе, я почувствовал ожог только в пятке правой ноги, я не поверил тому, что я жив. Когда, после того как черная пыль рассеялась, я увидел, что лежавшие бок о бок со мной (один – справа, другой – слева) товарищи убиты, а я один жив, сердце запрыгало как бешеное.

Тому, кто подобное не испытал, это радостное биение сердца может показаться признаком эгоистичности натуры человеческой. Но, честное слово, я не виноват, что мне хочется жить и это желание жить выражается в учащенном радостном сердцебиении.

Человек всегда остается человеком, а человеку почти всегда хочется жить. Честный гражданин идет на смерть во имя исполнения своего долга, не задумываясь о том, останется ли он после боя живым или нет (знаю по себе), но после такого случая, как с этой проклятой бомбой, когда товарищи убиты, а сам жив, то первое чувство – это чувство бешеной радости, и чем опасность была большей, тем большая радость охватывает душу. Впоследствии на смену приходят другие чувства. И в скором времени опять, не задумываясь «пан или пропал» идешь вперед. Так это бывает.

Два раза мне посчастливилось, сошло удачно. Третий раз еще более удачно – ни единой царапины. Теперь еду испытать счастье в четвертый раз, нужно проверить еще – действительно – счастливый я или нет?..

…В отношении дел у меня все в порядке. Продолжаю работать на должности помощника начальника политотдела. Все в полном порядке. Начальство как будто пришло к выводу, что я этой должности соответствую, говорят, «хотя и зеленый еще, но толковый, справится». Что же, постараюсь оправдать доверие…

С сердечным приветом. Саша.

08.02.1943 г. …Самое главное хотелось шагать в ногу с современным обществом, не отрываясь от жизни, не залазить в архивы. Ты можешь сказать, что историк не отрывается от современной жизни. Но я считал, что если окончу институт хорошо, то план удастся, а если плохо, то значит я буду или плохим историком или плохим юристом. Последнее лучше, потому что плохой историк не лучше мумии. Ему место в музее, среди архивов. Сейчас в связи с войной обстановка резко изменилась. Я в своих планах допускал все, но не такой длительной, изматывающей войны. В армии я предполагал оставаться в «нижних чинах», чтобы после 2‑х лет возвратиться в институт. Поэтому я даже во время войны, попав в армию, не хотел в училище, предпочитая оставаться зам. политруком. С того же времени как мне на фронте присвоили звание офицера я беру другой курс. Если буду жив, то после войны наиболее вероятный вариант – я остаюсь в армии на политработе, если же буду демобилизован, то опять в будущем В.Ю.Ш., путь – МЮИ.

Да, я уже начал свою дипломатическую деятельность! (шучу). В «Красной Звезде» за 1 октября 1942 г. опубликовано письмо раненых под Сталинградом к чехословацким солдатам. Среди шести подписей приложена и моя. Такие-то, Ксаночка, дела. Сейчас продолжаю работать комсомольским богом. Время сильно загружено, работать приходится много. Во-первых, война, во-вторых, нужно всегда помнить, что народ платит мне за каждую минуту моих суток, даже если я сплю 2,7(!) копейки. Я знаю, что вскоре начнут поступать письма с жалобами на мое молчание. За шесть дней написал три письма. А получено?! Ничего не могу сделать. Сегодня случайно возникло свободное время (жду, когда принесут валенки, отнесенные в ремонт). Сидеть вообще-то не приходится. Как только принесут валенки, поеду в одну часть, вручать комсомольские билеты вновь принятым.

Ксана, о том, где я сейчас нахожусь, ты должна знать из моих предыдущих писем. Будем на сей раз действовать северо-западнее того места, где я был ранен первый раз (вернее – западнее).

Погоны у нас еще не вручали, поэтому фото пока что задерживается. Ксана, напиши, какие первые впечатления в связи с тем, что в Москве уже перешли на погоны!