«Любимые, ждите! Я вернусь…». Фронтовые письма 1941–1945 гг. - Нина Константиновна Петрова

Наверное странным кажется! Блеску прибавилось? У нас без этого будет. Зеленый цвет полевых погон. Они менее красивы, но более почетны, ибо олицетворяют участие в Великой борьбе, решающей судьбу человечества. Нет сейчас более почетной награды, чем награды полученной за участие в отечественной войне, нет более почетного звания как звание – участник отечественной войны (особенно сталинградцы и ленинградцы).

Недавно были у нас тульские колхозницы, вручившие нам машины и привезшие подарки. Я получил посылку – четвертинка, колбаса, тульские пряники, тульский кинжал, блокнот, конверты, зеркало.

Во время торжественной встречи гостей с командованием исполнял роль главного распорядителя. «Некоторых военных» напоили так, что до земли при ходьбе доставали. Сам до конца воздерживался. Потом тоже немного… выпил, но не напился.

Пиши мне, что у тебя нового? Саша.

10.02.1943 г. …В более или менее свободные дни работаю: выражаясь официальным языком, над повышением своего культурного и политического уровня. Это для меня стало важно. Меня сейчас выдвинули сильно, подняли высоко и нужно работать много над собой, чтобы не осрамиться.

До меня на этой должности был капитан, окончивший специальную школу, имевший богатый опыт работы (еще до армии работал секретарем ЦК ВКП(б). Но в бою он сплоховал, и его отправили в штрафной батальон.

Я же в армии всего лишь 18 месяцев, училища не кончал, в партии полгода, в офицерах 2 месяца и имею звание лейтенанта, и, тем не менее, выдвинут на такую работу. И мой начальник, генерал-майор, беседуя со мною, предупредил меня, чтобы я прежде всего не зазнавался.

Мне кажется, что я не из таких, и этого со мной не будет. Постараюсь работать, чтобы и самому не осрамиться и тех, кто меня выдвинул, не подвести. Я знаю, что особенно трудно мне будет сейчас, в первые месяцы, а дальше будет легче…

12.02.1943 г. Добрый день, дорогая Ксана!

У меня дела идут неплохо. Уже четыре дня как у меня нормальная температура. Вернее, она пока что ниже нормальной – утром 35,8, 35,9, сегодня 36,1, а вечером 36,4, 36,3 – что показывает слабость. И правда, пока что чувствую себя слабо, но уже гуляю по госпиталю, то есть хожу туда и обратно по пятиметровому коридору или потрусь спиной о печку, загляну в дежурку, и там на чистом листе бумаги, которым покрыт стол, поставлю свою роспись, суну нос в другие палаты, загляну в хлеборезку и потом залезу в ванную, сяду с другом на окно, подставлю спину солнцу, а затем опять путешествие сначала.

Ксана, теперь-то я знаю, что такое сыпной тиф. Прескверная штука. Я помню, что заболел 27 февраля, но больше никаких чисел не помню. Когда попал, в какой то госпиталь, где сколько был – ничего не помню. И только сегодня вспомнил, что в самом первом госпитале у меня стащили свитер, все белье и все мои чистые и исписанные бумаги, за исключением деловых, хранившихся в полевой сумке. Свитер нашли у вора, белье нашли в коридоре, в ящике, там же сверток с бумагами. Все чистые тетради, а также тетрадь, где была выписано кое-что из Чехова, Беранже, и где были записаны мои стихи 1940–1941 годов и где я хранил все твои письма, все это пропало. Пропали все конверты и почти все открытки, поэтому письмо на «уголках».

Ксана, остались твои два письма, которые я получил уже больным и держал их в полевой сумке. Теперь с них начну собирать.

Ксана, раньше после тифа давали отпуска, и я лелеял мысль – деньков через пятнадцать быть в Москве и повидаться с тобой, побыть дома, сейчас же придется сказать отпуску адью – всего, мол, хорошего. Сейчас отправляют прямо в часть. Я постараюсь попасть опять к своим, поэтому пиши на старый адрес.

Карточки все целые. Ксана, на этот адрес напиши хоть открытку, может быть успею получить. Мне здесь положено находиться еще дней восемь.

Еще беда – сняли мою кучерявую шевелюру и я сейчас стриженный. Нехорошо. Пропали шинельные погоны со звездочками. Звездочек больше нет. Беда!

Ксана передавай привет мамаше. Желаю счастья!!!

Прими искренний сердечный привет! Саша.

01.03.1943 г. Добрый день Ксана!

Вчера в эту деревушку, где я сейчас нахожусь, прибыла наша почтовая машина и я после некоторого перерыва опять получил письма. На этот раз пришло одиннадцать штук и среди них два от тебя. Времени сейчас я имею много, наши почтовые машины сюда доходят, а поэтому я решил написать и тебе, и родителям, и Яну подробные письма. Большую часть февраля мы находились в движении. Были лишь короткие остановки. Все время догоняли отходящего противника, догнали. Сейчас он засел недалеко отсюда в укрепленных населенных пунктах и огрызается. Это ненадолго. Сегодня эта деревня находится в прифронтовой полосе, а возможно через несколько дней она будет в глубоком тылу. Если до сегодняшнего дня позиции противника атаковывались только стрелковыми подразделениями, то теперь вступили в действие и мощные технические средства, задержавшиеся ввиду плохих дорог.

Я сейчас отдыхаю. С позавчерашнего дня лежу на койке и на улицу не выхожу. Утром 28 зашел в санчасть потому что почувствовал, что со мной что-то неладно. Температура 37,7. Этому ни я, ни врач особого значения не придали и я продолжал исполнять свои обязанности. К вечеру стало хуже. Минут через двадцать после того как я лег в постель, меня стало бросать и в жар, и в холод. Делал такую «физкультзарядку», что хозяева дома считали, что со мной уже все. Когда после этих упражнений смерили температуру, оказалось 40,4. Вчера было немного легче. Сегодня чувствую себя сравнительно неплохо, но температура утром – 38,1. Вообще канитель, вероятно, будет продолжительной. Что со мной точно еще не установили. Предположительно малярия. Настроение в связи с этой болезнью неважное.

Ксана, эти места были оккупированы немцем еще осенью 1941 года.

Немцев в деревнях, например, в этой, было сравнительно много. В деревне был назначен староста, который выполнял все указания и приказания районного немецкого начальства. Он опирался на полицейских, вербовавшихся из местных и неместных русских. Немцы же создавали отряды «вольного казачества», которых воспитывали в своем духе и которых хотели использовать как свою опору. Были случаи, когда некоторые члены «вольно казаческих» отрядов сворачивали шеи и немцам и старостам и уходили в леса партизанить.

В здешних лесах партизаны насчитываются тысячами. Какой-нибудь писатель напишет, что партизан в лесах было больше чем птиц. Это будет похоже на правду. Руководителями отрядов являются местные партийные и советские работники, а также специально присланные командиры Красной армии. Среди партизан немало и тех, которые