«Любимые, ждите! Я вернусь…». Фронтовые письма 1941–1945 гг. - Нина Константиновна Петрова

Сегодня оформлял один материал по приему и пять раз пришлось кое-что переделать, но сделал все так как нужно. Я знаю – впереди будут и успехи и неприятности, но я (если жив буду) своего добьюсь…

У нас атмосфера накаляется. Авиация проявляет активность, что-то будет. А что – узнаешь.

Желаю счастья, Саша.

Завтра погадаю на твоей ромашке. Что будет? Саша.

23.04.1943 г. …Писем я от тебя не получаю давно, вообще на новый адрес еще ни от кого не получал. Жизнь идет нормально, тихо, спокойно. За делом скучать не приходится. Да я в последнее время что-то к скуке и меланхолии не расположен. Бываю только иногда (во время работы) слишком серьезен.

По мере возможности наслаждаюсь природой, погода хорошая, появилась зеленая, свежая травка и цветы. Недавно почти целую ночь любовался луной и убедился, что можно выйти сухим из воды, вернее быть под дождем и остаться сухим.

Дня четыре назад возвращался из одной деревушки, где был по делам службы, часов в 9 вечера. Туда я ехал на машине и на дорогу внимания не обращал, обратно же возвращался пешком. Когда я вышел за деревню было уже темно, только время от времени путь освещала луна. Сначала я напевал песенки, а когда из набежавших туч закапал дождь, я кончил петь и начал ускорять шаги и в результате не заметил как попал на другую дорогу. Бродил по оврагам в поисках своей балки до 4‑х часов утра. Дождь то переставал, то опять начинался. Я шел все время быстро (ты знаешь, как я хожу) и в перерыве между этими дождевыми ваннами высыхал и пришел в землянку почти сухой.

Ксана, как то без писем все же нехорошо, не то чтобы скучно, а скучновато. В последнее время я переписывался со многими, но главным образом с домашними и тобой. О домашних сейчас говорить не будем. Из всех остальных с наибольшим желанием я писал тебе, потому что получал от тебя часто и знаю, что ты мне ответишь, да и вообще.

Поэтому я сейчас ожидаю с наибольшим нетерпением от тебя.

Ксана, я чувствую, что чем больше я пишу, то тем больше мне вспоминается Москва и все друзья. Становится все грустнее. Чтобы не раскиснуть, придется сейчас кончить, а то еще делами нужно заниматься.

С сердечным приветом! Саша.

30.04.1943 г. …Живу я по-прежнему. Обычно большую часть времени провожу в своих первичных и низовых организациях. Так что больше бываю на свежем воздухе, чем занимаюсь бумагомаранием. Питание хорошее – и по сравнению с питанием в тылу и вообще. Все это благоприятствует поправке здоровья, (зачеркнуто цензурой) можно догадаться только по стриженной голове.

Сегодня, как и полагается перед праздником, привел себя в порядок. Была и настоящая баня – землянка с крышей из брезента и полом из соломы. Все хорошо, только погода все дело портит. Разморосилось. Нет, чтобы полить немного и кончить, а весь день зудит мелким дождиком.

Ксана, сегодня прочитал вновь те три твои письма, которые у меня есть сейчас. Во всех трех письмах ты напоминаешь мне о фотокарточке. Честно слово я не забыл! Я уже сфотографировался на большую фотокарточку. Видел уже и негатив. Дело все в том, что фотографу пришлось заняться в связи с 1 мая другой работой, и фото пока что отложить. Сфотографировался я при погонах на гимнастерке еще по старой форме, не перешита.

Ксана, при чтении писем я заметил, что мне гораздо приятнее читать, когда написано не просто Саша, а Сашенька. Приятно ощущать ласку хотя бы через письмо. Как ты думаешь, Ксаночка?

Сейчас я дежурю у радиоприемника в ожидании передачи первомайского приказа т. Сталина. Время от времени гуляю в эфире в поисках веселой музыки. Наш маяк дает жизни. Слушай польку-пиццикато…

Саша.

12.05.1943 г. [по штампу на письме. – Н.П.] …Жизнь моя проходит в энской балке каких много на свете. Сейчас лето. Вокруг и над нами и поют и чирикают, зеленеют и дубы и березы, цветут и земляника и одуванчик. Прямо рай. Но не радует меня сейчас этот рай, потому что мысли мои не здесь, а в Москве. Кажется я привык уже к такой жизни, какую приходится вести сейчас, но нет – так защемит на сердце, что больно становится. Как-никак уже почти два года в армии. В гражданке за это вовремя можно завести таких друзей, с которыми о скуке не будет и речи. Но дело в том, что все время люди вокруг меняются. Самой крепкой дружбой между нами является дружба укрепившаяся в бою. Но дело в том, что такой друг выбывает или по ранению или еще хуже. Так ни с кем как следует не споешься. Через каждые два месяца новые люди. Тут-то и вспоминается наш класс. Я завидую тебе и Белке (может быть и грех завидовать). Правда ведь, что старый друг лучше новых двух?

Почему так бывает, что все идет хорошо, а потом иногда сорвешься и затоскуешь. Я по себе заметил, что это бывает тогда, когда устаешь. Если сил достаточно, то бодрое настроение не покидает тебя, а как устал так шабаш. Меня в последнее время работа загоняла порядочно: хочется чтобы все было хорошо, и жму на все педали. К тому же погода очень жаркая и расслабляет. Но это еще ничего. А уж если заговорят о Москве, то это все. А сегодня был такой разговор – один друг поехал туда. Друг-то поехал, а я остался. Легко?

…В прошлом письме я послал тебе фотокарточку. Она получилась плохо. Свое обещание я выполнил до конца – сфотографировался еще раз. Хоть и неважно, но лучше чем ничего и даже лучше чем предыдущая карточка. Ты учти, что здесь не фотоателье на улице Горького, а энская землянка в энской балке и фотографировал меня не какой-нибудь мастер, а наш секретарь политотдела, мой друг Владимир. Сфотографирован я еще в гимнастерке старого образца, теперь же перешел полностью на новую форму. Через некоторое время может быть удастся еще сфотографироваться, тогда пришлю…

23.05.1943 г. …Как живешь?

Я сегодня живу лучше всех. Сегодняшний день – это новый «исторический» пункт в моей биографии, которую ты уже сейчас считаешь довольно богатой. Сегодня наш генерал вызвал меня к себе, продолжил вторую половину прошлого разговора и вручил мне правительственную награду – орден Красная звезда. Так что я теперь «начинающий орденоносец». Ксана, заведи у себя особый «орденский» фонд: нужно будет при встрече, которая обязательно состоится, если только жив буду, вспрыснуть орден, как говорится «омыть,