Совращенный поселянин. Жизнь отца моего - Никола Ретиф де ла Бретонн

познаний недостаточно, особенно в споре с таким человеком, какого Вы избрали своим оракулом. Позвольте поделиться с Вами тем, что мне пишет об этом предмете почтенный пастырь; это кюре из С***, примерный священнослужитель, чьими добродетелями Вы сами восхищаетесь, и Годэ, как он ни развращен, не может не уважать их.

«Мы живем в такое время, — пишет кюре, — когда неверие стало столь распространенным, что на каждом шагу встречаешь его поборников, то более, то менее опасных. Поэтому надлежит непрестанно быть начеку и не только быть хорошо вооруженным, чтобы отбивать их атаки, но иметь под рукою все виды оружия. Ибо с одними приходится рассуждать, с другими надобно опираться на мораль, с этими лучше прибегать к помощи физики, с теми — взывать к чувству возвышенного, обратить их внимание на красоту религии и растрогать их; беспринципным вольнодумцам, каких немало в наших деревнях, целесообразно доказывать существование чудес и тем самым приводить их в трепет. Этих последних легче всего обращать, ибо, не обладая горделивой ученостью, они принимают все, что подтверждается убедительными доказательствами. Не стану говорить Вам о том, как я берусь за такого рода людей, поскольку тот, кому Вы желаете принести пользу, не принадлежит к их разряду. Что касается лиц, у коих тонкая чувствительность сочетается с более или менее обширными познаниями, то надобно стараться затронуть их сердца. Таков именно Ваш юный невер. Кто чувствителен, тот добр и почти всегда прямодушен: Паскаль, Фенелон{45} и др. были люди просвещенные и чувствительные; они верили в истины религии, ибо сначала дивились ее красотам, затем она покорила их сердце и они уразумели, что она соответствует их природному благородству. Если, как Вы говорите, юноша, которого Вы желаете обратить, человек подобного склада, то надлежит дать ему представление о религии, прекрасное и правдивое, в трогательной и благоговейной форме; надобно показать ее ему со стороны великих преимуществ, какие она давала и продолжает давать до сих пор; надобно ему разъяснить, что зло, которое приписывают религии, в корне противно ее духу и что дурные люди, пользующиеся ею как предлогом для своих преступлений, могли бы обрести для сего и другие предлоги; надобно, наконец, ему доказать, что, во всяком случае, религия, проповедующая любовь к Верховному существу и к ближним, возвышает человека, что даже будь она менее полезной, она все же была бы прекрасной. Но она полезна, и это можно доказать следующими рассуждениями.

Нельзя не усмотреть, что во Вселенной царит гармония и что именно благодаря этому порядку или гармонии существуют все ее отдельные части и все индивидуумы. Возьмем для начала столь великие творения, как Солнце и планеты; не подлежит сомнению, что есть некая сила и незыблемые Законы, удерживающие их на надлежащем расстоянии и на определенном месте относительно друг друга; в силу этих законов одни планеты удалились на большее расстояние от Солнца, как-то Марс, Юпитер и Сатурн, другие же остались ближе к светилу, чем наш земной шар, — таковы Венера и Меркурий[61]; невозможно отрицать, что это обычные законы статики, в силу которых как жидкие, так и твердые тела, плавающие в жидкости, будучи предоставлены самим себе, всегда обретают равновесие. Из чего следует, что Вселенная прежде всего порядок, раз каждая субстанция несет в себе самой присущие ей свойства, коими и определяется ее место соответственно ее весу и массе.

Если мы перейдем к нашей планете, то увидим, что и здесь господствует тот же порядок, что и во Вселенной в целом: наилегчайший из четырех элементов — эфир, или субстанция огня, расстилается над воздухом, водою и землей, воздух — над двумя последними, а вода — над землей; причем более тонкая стихия всегда пронизывает ту, над которой она расстилается, а также и нижние, зато они в нее не проникают; эфир, или огонь, пронизывает три остальных стихии, воздух пронизывает воду и землю; вода проникает в плотную стихию, но для последней она непроницаема. Сей дивный порядок порождает все явления Природы. Эфир, приводимый в движение Солнцем, как говорит и сам безбожник (в этом мы с ним согласны)[62]{46}, или же другие частные причины, производят тепло и свет, а поскольку эфир самая тонкая из всех стихий, ибо он пронизывает их все с непостижимой легкостью, то он повсюду распространяет тепло, а также свет.

Воздух, окружающий землю и воду, в отличие от эфира, лишен свойства излучать при движении свет и тепло; хотя он и крайне подвижен, все же несравним с эфиром; составляющие его частицы, чересчур велики и посему не так быстро отталкиваются; воздух, говорю я, в силу своей текучести, эластичности и плотности обладает другим свойством, а именно передает звуки, подобно тому, как эфир передает свет и тепло.

У третьей стихии, воды, общее с двумя первыми лишь то, что она находится в жидком состоянии; но она обладает иными свойствами в силу своей способности сливаться с различными веществами, в силу своей текучести, плотности молекул, веса, несжимаемости и летучести, благодаря коей она обращается в пар при малейшем нагревании; она смачивает, она напояет, она связует частицы четвертой стихии.

А эта последняя служит основанием для всего существующего: именно она придает всем существам определенность и устойчивость, придает им, благодаря своей осязаемости, гораздо большую реальность в наших глазах, чем это дано другим стихиям. Я остановился на этом, ибо различные свойства стихий позволяют сделать весьма важные выводы: сейчас мы покажем, какова великая цель творения, и докажем, что человек и животные не случайные явления во Вселенной, но цель и предел, поставленные пред собою Творцом природы[63]. Однако предварительно сделаю еще одно замечание.

Ваш материалист считает, что весь этот дивный порядок еще не доказывает наличия разумного Существа и что для возникновения и поддержания этого порядка достаточно слепой Природы, управляемой необходимостью, другими словами достаточно разницы в весе и т. п. Но для обоснования первого вывода, который я хочу извлечь из порядка в мире физическом, мне нет надобности опровергать заблуждение неверующих, лежащее в основе их системы. Я могу сказать им: «Как же так? Если в мире физическом царит незыблемый тончайший и дивный порядок, то как можете вы утверждать, что его нет в мире моральном, что безразлично совершаем ли мы справедливость или несправедливость, что одно существо на всем протяжении своей жизни может угнетать другое существо, лишать его доли счастья, ради коего оно было создано, и что нет силы, которая восстановила бы равновесие между этими двумя индивидуумами? Подумайте только,